К СПИСКУ АВТОРОВ
Царит 8 Марта, всё изменилось вдруг:
Цветов прекрасней стали все женщины вокруг.
Несчастную старушку в поношенном пальто
В картине этой яркой не замечал никто.
Вот симпатичный парень мимозу продаёт,
Торговля очень бойко и весело идёт.
Старушка ловит с грустью приятный аромат,
Так пахли её праздники, но много лет назад.
Ей стало так печально, что защемило грудь,
Какой теперь уж праздник, теперь уж как-нибудь…
А паренёк вдогонку: «Гражданочка, постой!
Возьми букет бесплатно, тебе подарок мой!»
Теперь уж не старушка по улице идёт,
А дама пожилая цветы домой несёт.
Букет поставит в вазу, присядет у стола
И позвонит соседке, попросит, чтоб зашла.
Она, как та старуха, что Колобок пекла,
В амбаре покопалась, сусеки поскребла.
И вот уже в духовке румянится пирог,
А женщина соседку ждёт в гости на чаёк.
И будут они скромно свой праздник отмечать,
О том, как было раньше, с улыбкой вспоминать.
Обсудят все проблемы, сантехника, кино,
И то, что так уютно им не было давно.
И на мимозу женщина поднимет вновь глаза,
В морщинках растворится прозрачная слеза.
- Пока есть в жизни праздник, не будем унывать,
А соберёмся с силами, нам рано умирать!
С рассветом, залитым росою,
Лишь зорька ясная зажглась,
В поля неспешною рысцою
Охотиться приехал князь.
Ему сокольник* служит верно.
С ним белый сокол на руке.
С добычей быть им непременно,
Заждался сокол в клобуке*.
Как только началась охота,
К нему выпугивают дичь.
Снижая высоту полёта,
Стремится цаплю он настичь.
Атака не прошла бесследно –
Хоть цапля и вершит полёт,
Но кровь из раны птицы бедной
На землю чёрную течёт.
За ней летит – стремится сокол,
Он видит, цапле всё трудней.
Уж в небе не найдёт их око,
Уж скрылись вовсе от людей.
А князь сокольнику приказом
Велит скакать во весь опор,
Вернуть тот сокола обязан,
Не то ждут плаха и топор.
Сокольник аж три дня в исканьях:
Поля объездил, лес прошёл.
Но, не смотря на все старанья,
Он птицу так и не нашёл.
Он просит, не смирясь с судьбою,
Святого Трифона помочь.
И взор с надеждой и мольбою,
Он устремляет в небо, в ночь.
И видит: чудное сиянье
Вмиг осветило всё вокруг,
К нему с божественным посланьем
Святой на зов явился вдруг.
За Трифоном идёт сокольник.
Верста сменяется верстой.
Его привёл Святой Угодник
К пруду на берег на крутой.
А там, на дереве высоком,
В ажурном кружеве ветвей
Сидит тот самый белый сокол,
К нему спешат они скорей.
И радость в сердце – слава Богу!
Святому Трифону – хвала!
Он дал к спасению дорогу,
Чтоб жизнь продолжена была.
И в том селении Напрудном
Во имя веры всех времён
И в память о явленье чудном
Храм православный возведён.
(Семейные истории)
Моя прабабушка Чернова Евдокия Никитична была замечательной рассказчицей.
Никакая книга или кинофильм не могли сравниться с её историями, ведь она рассказывала о событиях, которые происходили в действительности с ней и её семьёй. Речь шла о людях, связанных со мной кровным родством.
Как часто мы садились рядом, брали большой старый фотоальбом, и бабуля вспоминала:
- Раньше его переплёт был бархатный и тёмно- зелёного цвета.
Мне было трудно в это поверить, держа в руках чёрный, абсолютно гладкий альбом, а бабуля поясняла:
- Время беспощадно к вещам. Как и люди, они стареют и изнашиваются. Только память способна вернуть нас в детство, в молодость, во времена, когда альбом был бархатным, а люди на снимках живыми...
Бабуля с любовью гладила старую фотографию, на которой была изображена вся семья Черновых: отец, мать, два брата и три сестры. Я знала, что это первая фотография всей семьи, сделанная сразу после их вынужденного переезда из Казахстана в Таджикистан.
В том 1928 году в Кустанайском районе Казахстана приступили к обязательной коллективизации. Мой прапрадед Никита был признан кулаком, и семья подлежала раскулачиванию. Они в принудительном порядке должны были сдать в колхоз на мясо двух коров- кормилиц, поросёночка, забить кур, уток, и остаться перед надвигающейся суровой зимой без молока, мяса и яиц. Никита понимал, что колхозными трудоднями детей не накормишь. Поэтому при первой же возможности распродал своё хозяйство казахам- кочевникам. На вырученные деньги семья могла прожить какое- то время.
Тогда же на семейном совете приняли решение бежать из Казахстана от преследователей. Родственники посоветовали Никите переехать в Узбекистан: «Климат хороший: палку посадишь, плоды принесёт. Да и далеко от наших мест, там вас никто не знает, а беженцев сейчас много...»
Решили ехать с обозом. В те времена многие так делали: пристраивались на своей подводе в конце обоза, который вёз продовольствие, оружие, технику. Обозы сопровождали вооружённые красноармейцы. Черновы собрали две подводы с вещами: на одной — мать Домна со старшим сыном Петром и маленькими дочками Дусей и Татьяной, на второй — отец Никита с восьмилетним Лёнькой и пятнадцатилетней Марусей.
Как часто бабуля рассказывала историю этого переезда! Про то, как тяжело было продвигаться по степи под палящим солнцем, про то, как постоянно хотелось пить, а воду надо было экономить. А если поднимался ветер, он вздымал клубы пыльцы со степных трав, и всё становилось серо- жёлтого цвета. Пыльца покрывала волосы, лица, забивалась в нос и глаза, скрипела на зубах. Ко всем тяготам пути добавлялась постоянная тревога за судьбы отца, Лёни и Маруси, которым пришлось повременить с переездом... О том, что с ними произошло, бабуле много раз рассказывала её старшая сестра Маруся- Мария Никитична Чернова.
Дорога в степи
-Маруся, мне очень- очень надо! Прошу тебя! - Лёнька умоляюще смотрел
на сестру и, казалось, даже поскуливал для убедительности.
-Пусть идёт, - разрешил отец, - Я пока кобылу напою. - Он натянул поводья и остановил лошадь.
Лёньку как ветром сдуло с телеги, так необутым и побежал в степь, сверкая пятками. Маруся вздохнула, глядя ему вслед. Из- за Лёнькиной болезни они с отцом вынуждены были отложить переезд. Тогда, месяц назад, провожая мать с тремя детьми, Маруся пообещала ей, что вылечит Лёньку, у которого ночью поднялась температура, и они приедут со следующим обозом.
Переселенцев из Казахстана было много и обозы собирались каждую неделю. Но Лёнька тяжело болел, и речи быть не могло о поездке. Фельдшерица кормила его порошками, а Маруся, по- старинке, мёдом и растирала водкой с уксусом. Наконец, мальчик выздоровел, и они, собрав последний скарб, погрузили всё на телегу. С собой взяли мешок картошки, чтобы печь на привалах, и две большие фляги с водой.
Слабенький Лёнька двое суток спал, просыпаясь только попить, да сбегать по нужде. А на третьи сутки проснулся окончательно выздоровевшим. Они как раз остановились в небольшом селении возле реки, чтобы наполнить опустевшие во время пути фляги. Вода была такая ледяная, что ломило зубы, но все с удовольствием напились, умылись и плескались, наслаждаясь свежестью.
Маруся обменяла свой белый платочек с розами на две большие горячие лепёшки с тмином, несколько помидоров и две луковицы. Женщина, взявшая Марусин платок, заметила Лёньку, выглядывавшего из телеги. Довольная сделкой, она принесла мальчику миску тёмной, как кровь, черешни. Обрадованный Лёнька съел половину, даже не трудясь выплёвывать косточки. И вот результат- теперь он маялся животом.
Воспользовавшись вынужденной остановкой, Маруся расстелила полотенце, разделила лепёшку на части, разрезала помидоры и принялась чистить печёный картофель. Лёнька, понятное дело, есть не будет, а им с отцом перекусить надо.
- Марусь, что- то Лёнька пропал. Сходи, посмотри, - встревожился отец.
Маруся вытерла руки краем полотенца и отправилась в степь за братом. Она звала Лёньку, но он не откликался. Девочка ускорила шаг, продолжая звать. «Что- то случилось» - подумала она. Маруся быстро шла, вглядываясь в степь и пытаясь разыскать мальчика. Вдруг она услышала со стороны обоза гул и топот копыт, который надвигался на неё сзади. Оглянувшись, она увидела отца, который мчался за ней:
- Беги, Маруся! - крикнул он, - Басмачи!
И она побежала, не обращая внимания на колкие стебли степного ковыля, резавшие ноги в кровь. Вдруг отец, догнав её, с силой толкнул, набросил старую мешковину, которой они прикрывали вещи в телеги и навалился сверху сам:
- Марусенька, - услышала она шёпот отца через мешковину, - Басмачи напали на обоз, лежи тихо, может, не найдут.
Девочка, вдавленная в землю, закрыла глаза и вся превратилась в слух. Она слышала страшный вой и крики женщин, плач детей, слышала непонятную, гортанную речь — это перекрикивались налётчики, слышала выстрелы и топот копыт. Когда земля под Марусей стала содрогаться, она поняла, что к ним приближается всадник. Страх сковал Марусю, ей казалось, она перестала дышать, только сердце предательски громко стучало в груди.
Всадник остановился и, не спешиваясь, с громким гортанным выкриком, нанёс удар. Маруся не почувствовала боли, но услышала, как сабля с визгом рассекла воздух и рубяще вошла в мягкую плоть. И сразу же звук копыт стал удаляться. Маруся лежала, скованная страхом, под тяжёлым телом отца и пыталась утихомирить громко бьющееся сердце...
Страшная тишина повисла вокруг. Недавно всё содрогалось от криков, воя, плача и стрельбы, а сейчас тишина, в которой слышны только гулкие удары сердца.
- Отец! - хрипло позвала Маруся.
Ти- ши- на... Девочка осторожно пошевелилась и почувствовала, что щека и волосы мокрые. С ужасом она поняла- это кровь. Крови было так много, что ею пропитались одежда и даже земля под Марусей. Собрав все силы, девочка выползла из- под мешковины, на которой лежал отец. Руками он зажимал огромную рану у основания шеи, сквозь посиневшие пальцы текла кровь.
Маруся по- бабьи заголосила, запричитала, обхватив голову руками:
- Тятя, тятенька! Будь они прокляты, ироды окаянные, басмачи- душегубы! Что же мне теперь делать в степи этой Богом забытой? - она прижалась губами к его русому затылку и, даже не услышала, а почувствовала, как отец застонал.
- Тятенька, потерпи, не умирай, я что- нибудь придумаю, только живи!- взмолилась Маруся.
И отец услышал её. Он приоткрыл глаза и прошептал бескровными губами:
- Маруся, найди Лёньку, он далеко убежал, они его не достали, - и снова обессилив, потерял сознание.
А Маруся послушно поднялась с колен и продолжая плакать, пошла искать Лёньку.
Вскоре она нашла его: он сидел сжавшись в комочек за большим валуном и жалобно плакал. Она подошла к мальчику, обняла его.
- Марусенька, ты нашлась! - Лёнька попытался улыбнуться, но из глаз полились слёзы, - Ой, у тебя кровь! Тебе больно? - рыдая спросил мальчик.
- Это кровь отца, его ранили, ты мне должен помочь спасти его. - Маруся, секунду назад готовая расплакаться вместе с братом, уже была полна решимости как-то, ( она пока не представляла как ), доставить отца к доктору. Доктор его обязательно спасёт, непременно вылечит.
Она взяла братика за руку, и они бегом направились к месту, где лежал отец. Он всё ещё был без сознания. Лёнька опять принялся плакать.
- Ничего, Лёнька, справимся, мы обязательно доберёмся до Ташкента! - Маруся стянула с себя нижнюю юбку и свернула её в толстый жгут. Затем, с замиранием сердца, сжала вместе края отцовской раны и туго перевязала ему плечо жгутом. Отец, сжав зубы, застонал, уткнувшись лицом в мешковину. А Маруся, отерев окровавленные руки травой сказала Лёньке:
- Нам его не донести до телеги, будем тащить волоком на мешковине.
Они тянули отца в сторону обоза, продвигаясь медленно, радуясь каждому преодолённому метру. Видя, что у Лёньки совсем не осталось сил, Маруся предложила:
- Передохни немного, а я посмотрю, что там дальше...
Лёнька лёг рядом с отцом, а она отправилась в сторону обоза. То, что она увидела, повергло её в ужас. Кровь, разрубленные тела, истерзанные до смерти женщины, обезглавленные мужчины... Выживших не было. Даже новорожденный Максимка, всю дорогу изводивший мать плачем, лежал сейчас рядом с её мёртвым телом с посиневшим личиком и остекленевшими глазами.
Ощутив у себя за спиной какое-то движение, Маруся в испуге обернулась, но тут-же облегчённо вздохнула- это была их лошадь Сивка, которую отец выпряг из телеги, воспользовавшись вынужденной остановкой. Она, испугавшись стрельбы и криков, убежала в степь, а сейчас вернулась к своей телеге, которая стояла поодаль от других, поэтому почти не пострадала. Басмачи искали оружие, драгоценности и еду. Переворошив вещи на телеги Черновых, они ничего не нашли.
Маруся впрягла Сивку в телегу и, взяв лошадь под уздцы, повела в степь к отцу. Увидев их, Лёнька вскочил и побежал навстречу:
- Маруся, мне было так страшно, вдруг басмачи вернутся?
- Не бойся. Они не вернутся! Нам чудом удалось спастись. А теперь надо поскорее выбираться отсюда.
С большим трудом им удалось поставить отца на ноги и помочь ему забраться в телегу. Эти усилия лишили отца последних сил, и он снова потерял сознание.
Маруся не знала дороги, поэтому ориентировались по слабому следу колеи в степи. Сколько обозов здесь прошло за последнее время! Когда стемнело, и дорога перестала просматриваться, они остановились на ночлег. Только теперь Маруся почувствовала, как она устала: болели руки, ныла спина, очень хотелось есть. Они с Лёнькой доели печёный картофель, а отец только с жадностью попил воды. Затем они легли втроём, прижавшись друг к другу и укрывшись старым верблюжьим одеялом, которое пахло родным домом. И у Маруси невольно потекли слёзы, так в слезах она и уснула. А проснулась рано, с рассветом: даже одеяло не спасало от утренней степной прохлады. Маруся запрягла лошадь, и они тронулись дальше в путь, высматривая дорогу в степи. Только к закату они увидели на горизонте юрты кочевников и поспешили к ним.
Казахи позвали лекаря-шамана, который тут-же занялся лечением отца. А Марусю и Лёньку добрые, гостеприимные женщины накормили и уложили спать. Всё это время Маруся чувствовала себя пружиной, растянутой до предела, а сейчас, казалось, её отпустили. Рядом были заботливые взрослые, которые им помогут.
Дети проспали до обеда следующего дня. Проснувшись, они сразу поспешили к отцу, чтобы узнать, как он себя чувствует. Отец бледный, измученный, увидев их встревоженные лица, улыбнулся:
- Вы- молодцы, герои! Шаман сказал, что ещё немного, и Смерть забрала бы меня. По его указанию я всю ночь пил какие- то горькие отвары и посыпал рану заговорённой золой. Насыпал столько, что кожа стянулась и рана заросла.
Хоть отец утверждал, что он здоров, шаман не отпустил его в дорогу, а продолжал лечить ещё несколько дней, пока Никита сам не встал твёрдо на ноги. Лёнька всё это время гонял с местной ребятнёй по степи, учился стрелять из лука. А Маруся помогала женщинам по хозяйству. Перед отъездом она раздарила им на память все свои бусы, а они подарили ей красивое казахское нагрудное украшение из металла и кусочков меха.
Два конных казаха проводили подводу Черновых до города, где путники пристроились к новому обозу. Второй этап пути проходил через горы и ущелья и был не менее опасен и труден. Но то, что они пережили в степи, сделало их стойкими и выносливыми. Дети наравне со взрослыми преодолевали все тяготы пути, всегда стараясь оказывать посильную помощь.
Сколько было радости, когда дорога осталась позади, когда в Ташкенте они встретились с мамой, сёстрами и братом. Разговорам и рассказам не было конца... А мама и отец решили, что надо двигаться дальше- в Таджикистан, так как в перенаселённом Ташкенте очень тяжело было найти кров, да и басмачи часто совершали свои бандитские налёты, выискивая и жестоко расправляясь с русскими.
Рано утром уже на двух подводах семья снова тронулась в путь. Мама не узнавала Марусю. За время, что они не виделись, девочка стала не только старше, но и мудрее, сдержаннее. Маруся всем и всегда готова была придти на помощь, заботилась об отце, продолжая готовить ему отвары по рецептам шамана, подбадривала братьев и сестёр, затевая шуточные соревнования и игры. Испытания, выпавшие на долю девочки, не сломили её, а стали горьким уроком мужества.
Таджикистан — страна гор. Путники уже были утомлены однообразными горными пейзажами, поэтому, когда открылся вид на Гиссарскую долину, утопающую в розовых фисташковых кустах, Маруся невольно воскликнула:
- Вот где надо жить! Здесь петь хочется!
И они, спускаясь в долину вдоль горной реки Ханакинки, все вместе пели простые русские песни. Так с песней они и вошли в посёлок Ханака, в котором прожили долгую, трудную, не всегда счастливую жизнь...
В селе на краю Эйдерштадта*
Никто не танцует, как Марта.
Она, словно лань, грациозна, гибка,
И поступь её так воздушна, легка,
Что кажется, Марта парит
И пёрышком в танце летит.
За честь было каждому с ней танцевать,
За талию в танце её обнимать.
Она ж танцевала и танцем жила
И в эти моменты счастливой была.
Однажды за ней посылает эскорт
Графиня Бригитта из замка Хойрсворт*.
Надменно на Марту взглянула Бригитта:
Заплатки на платье и обувь разбита,
Но Марта и в этом наряде
Была краше всех в Эйдерштадте.
- Я слышала, Марта, ты в танцах сильна,-
С холодной улыбкой сказала она,
- Должна ты меня научить танцевать,
И буду тогда я на свадьбе блистать.
Мой будущий муж- это граф Теодор,
Известно давно, он прекрасный танцор,
Отлично станцуем на свадьбе гавот -
Запомнят надолго все замок Хойрсворт.
Пришлось Марте знатную даму учить,
И каждый день в танце по залу кружить.
Графиня была неуклюжа с рожденья,
Ей плохо давались из танцев движенья.
С трудом разучили последние па,
Увидеть их танец сбежалась толпа.
И все лицемерно графиню хвалили,
А с Марты восторженных глаз не сводили.
Их взгляды графиня случайно поймала,
От злобы дрожа, она Марте сказала:
- Я Дьяволу душу готова отдать,
За то, чтобы лучше тебя танцевать.
Вот вечером Марте приносят вино,
И знает Бригитта, что с ядом оно.
А утром, найдя бездыханное тело,
Графиня испуг разыграла умело.
Прекрасная Марта лежит на полу,
Не видеть ей свадьбы, не быть на балу.
Бокал так и держит в недвижных руках,
И слёзы застыли на бледных щеках.
Бригитта ж при всех - воплощенье печали,
Родные её целый день утешали.
Но только осталась графиня одна,
Злорадно тотчас рассмеялась она:
- Теперь можно весь Эйдерштадт обойти,
Но лучше меня танцовщиц не найти!
Она в ожиданье назначенной даты,
Приехали в замок уже музыканты.
В подарок колье ей принёс Теодор,
Но выпал подарок, и смолк разговор.
Как кровь бедной Марты, рубины сияли,
В убийстве Бригитту они обвиняли.
На свадьбе графиня роскошно одета:
В атласное платье лилового цвета,
Прекрасно рубины мерцают на нём,
Но жгут они нежную кожу огнём.
Лишь в танце Бригитта про боль забывала,
Она на балу лучше всех танцевала.
Её отдохнуть Теодор умоляет,
Но только графиня сидеть не желает.
И тут вдруг к Бригитте подходит красавец,
Он дерзко её приглашает на танец.
Она же не в силах ему отказать,
Супруга оставив, идёт танцевать.
Все танцы в один бесконечный слились,
В мученье часы для неё пронеслись…
Уж танец не может она продолжать,
Ей воздуха мало, ей нечем дышать.
- Постойте! Прошу Вас, меня пощадите!
Откуда Вы родом и кто Вы, скажите?
- Графиня, я тот, кому душу отдали,
Когда бедной Марте Вы яд подсыпали.
Графиня в смятенье, графиня боится,
Трепещет в руках незнакомца, как птица.
Она побледнела, она полудышит,
Не чувствует ног и оркестра не слышит.
Ах, как же Бригитта смертельно устала,
Она на холодные плиты упала,
Колье в исступленье с себя сорвала,
Отбросила вон и тотчас умерла…
И тут в зале разом погасли все свечи,
Нет музыки больше, закончились речи,
Во мраке глаза незнакомца горят,
На горстку рубинов направил он взгляд.
И вдруг незнакомец исчез чёрной тенью,
А душу графини он предал мученью.
Торжественно в зале зажгли свечи вновь,
Рубины горели на плитах, как кровь...
С тех пор все, кто в замок Хойрсворт попадают,
На плиты с рубинами только ступают, -
Им слышатся стоны, играет гавот,
И призрак графини на танец зовёт.
Эйдерштадт - полуостров в Германии, Северная Фрисландия
Хойрсворт - дворянский особняк на полуострове Эйдерштадт
