Родился 9 января 1947 года в г. Батайске,  Ростовской области.  Окончил Ростовское-на-Дону мореходное училище и Мурманское Высшее инженерное мореходное училище. Ходил на китобойном судне в Антарктику. Работал судомехаником на промысловых судах в Заполярье.               

    После увольнения приобретенный опыт позволил много лет проработать в НИИ и КБ по разработке электротехнической аппаратуры для армии и флота.  Работая на промышленном предприятии, осуществлял техническое руководство созданием новых видов производства.

    Участвуя в работе музея отечественного рыболовства, начал писать очерки и рассказы о реальных событиях и буднях рыбаков и китобоев, которые  публикуются  в морских литературных альманахах.

    Сейчас проживает в дер. Дроздово-2, Ленинского района Московской области. 

    Активно поддерживает связь с ветеранами флота.

_____________________________________________

Дарданеллы

Джузеппе Верди в Териберке

Канадский бутерброд

Лекарство от морской болезни

Мамин сюрприз

Настройщик рояля

Один день капитана Елпатова

Ремонт на Абрам-Мысе

Флотский гамбит

Художник

Честное слово

Экзамен

Юбилей

* * *

Лекарство от морской болезни

   Впервые я увидел море намного позже, прочитанных мною в ранней юности, морских рассказов Станюковича.
   В сюжетах, описанных мастером, море играет важную роль, оно участник захватывающих событий, порой становясь главным героем, но всегда это интересно и увлекательно. После первых прочитанных новелл, у меня уже не было сомнений в выборе профессии – все, иду в моряки, а решение поступать в мореходку было принято бесповоротно.
 
   Вот уже и голланка с гюйсом на плечах, уже и жизнь проходит в экипаже, но мечта увидеть море не сбывается. Ростовское мореходное училище находится вдали от моря, и только дразнят воображение науки типа «Теория устройства корабля» и формула остойчивости корабля, длиной на полстраницы. Они звучат как шум прибоя – романтично и многообещающе.
   
   Первая же возможность, первые каникулы, и нас с друзьями – словно шлюпку под парусом, сдуло в сторону моря. Команда – лучше быть не может: друзья детства,  с которыми испытали волшебство звездных пионерских походов, ночных костров, которым веришь как себе и готов с ними в огонь и воду. Если ехать, то только  туда, где море, и горы, конечно благодатный Крым.
   
   Из окна необыкновенно красивого крымского троллейбуса, бегущего из Симферополя в Ялту, сначала показались громадные холмы, заросшие густым лесом, которые по мере приближения, становились все больше и величественнее. Ощущалась утренняя прохлада чистого горного воздуха, начинало закладывать уши, а узкая асфальтная лента, огибая заросшие лесом скалы, поднималась все выше и выше навстречу горному перевалу. И вот она вершина. Перед нами сияла  живописная панорама Крымских гор! Если есть счастье, то вот оно, трогай руками, запоминай и храни - эти теплые воспоминания очень пригодятся мне потом, в холодной Арктике.
   
   Дальше троллейбус покатился вниз по узкой извилистой змейке горного серпантина, поворачиваясь разными бортами к восходящему на востоке солнцу. Мы едва успевали вертеть головами, разглядывая ежесекундно меняющуюся панораму за окнами. И вдруг, в расщелине между двух вершин, мелькнул совсем иной пейзаж - ровный и гладкий, как бескрайнее русское поле. Безграничный простор с широкой солнечной дорогой, блиставший в лучах восходящего солнца, темнеющий по краям, и светлой полоской на горизонте. Это было море!
   
   От контраста с горным пейзажем перехватывает дыхание и замирает сердце. Это было как короткое фантастическое видение. Троллейбус круто нырнул вниз по дорожному серпантину, и все погрузилось в утренний горный сумрак. Резкий контраст только усиливает впечатление, и блеск моря смотрится как солнечный фейерверк. Мы с нетерпением стали ждать новый поворот дороги и явление  новой ослепительной картины.

Дорога продолжала быстро катиться вниз и неумолимо приближалась к морю. Сказочные виды сияющей глади стали появляться при каждом новом  повороте. И вот мы уже мчимся по широкой прибрежной полосе, где хорошо виден грандиозный, бескрайний простор. Глазам больно от яркого блика, а в душе полный восторг от ощущения этого бесконечного величия.
   
   Вот и мой первый город у моря – Алушта. Прямо из троллейбуса мы вышли на широкую набережную и с высоты знаменитой ротонды увидели его Величество - морской простор.
Вот такой была моя первая встреча с теплым и ласковым состоянием морской стихии.
   
   А ровно через год в сентябре 1964 года состоялась наша первая плавательская практика по Азовскому и Черному морям. На приписанном к нашему училищу траулеру «Руслан», из Ростова-на-Дону, мимо стоявшего у причала красавца парусника «Альфа», возвратившегося из учебного плавания курсантов мореходки  имени Седова, мы медленно шли к устью Дона. Остро запомнилось первое впечатление от пребывания на борту настоящего промыслового сУдна. Здесь было все для нас новым - и миниатюрный камбуз, и крутые трапы, и сотни приборов, и грохочущие дизеля. Впервые глядя с корабля на берег, создавалось впечатление, что не корабль идет по реке, а города плывут перед нами, демонстрируя всю свою красоту - крутые берега и нарядные набережные.

    А поутру мы проснулись от легкой Азовской качки, так называемой «толчеи». Это небольшие и хаотичные волны мелководного моря, которые резко бросают корабль в разные стороны. В отличии  от крупных океанских волн, идущих  большими и  равномерным валами, более опасными, но которые намного  легче переносятся начинающими моряками.
   
   Все радостно и возбуждено смотрели, как разбиваются на мелкие брызги небольшие, но уже настоящие морские волны, ярко сверкая и переливаясь в лучах солнца. Ну не практике, а праздничный  круиз. К обеду шторм усилился и азовская толчея, начала давать себя знать - исчезли первые восторги, у многих появилась бледность и легкое недомогание. Некоторые даже отказались от еды, что совсем не характерно для курсанта. К вечеру морская болезнь косила бравых мореманов, и разделила всех на две части: кто на еду и смотреть не мог и тех, у кого пробудился невероятный аппетит, с удовольствием поедавших порции отказников. Свои ощущения передавать в подробностях мне трудно, но  можно выразить одним морским термином «амба», что обозначает - довольно, хватит, все, конец, крышка, каюк, сливай воду…и т.д. и т.п.
   
   Это ощущение, от которого, нет спасения: ни уговоры, ни утешительные слова здесь не помогают, нужно только терпеть, насколько хватает сил бодриться и не ронять себя в глазах окружающих. Эта жестокая пытка длилась до прихода на рейд Туапсе, где была тишь и гладь и ласковые, лазурные воды. Болезнь излечилась очень быстро, курсантский аппетит возвратился, и опять наступали благополучные учебно-трудовые будни и плавание по теплым черноморским портам продолжалось. На переходах в открытом море штормило, опять становилось кисло и муторно, но заход в очередной порт приводил самочувствие в норму, и получалось как в анекдоте про пожарника, который говорил, что жизнь прекрасна, но как пожар – хоть увольняйся.
 
    И вот месячная практика закончилась, остался приобретенный опыт и яркие впечатления от заходов в родные черноморские порты, а негативные ощущения отошли на задний план, а потом и совсем забылись.
   
   Через год предстояла годичная плавательская практика на судах промыслового флота.  По распределению, я попал на Антарктическую китобойную флотилию «Слава», на китобойное судно «Бесстрашный – 28». Здесь мы были уже не практиканты, а полноправные члены экипажа с четкими должностными обязанностями и зарплатой, согласно штатного расписания. Во время длительного ремонта пришлось побывать во всех отсеках корабля, от киля до клотика, и ознакомиться со всеми машинами, механизмами и промысловым оборудованием.
 
    Из Одессы мы вышли в рейс в середине октября и за неделю прошли Босфор, Дарданеллы, Суэцкий канал и Красное море. Это был первый, ошеломляющий калейдоскоп впечатлений увлекательного "путешествия". Но вот остались позади красочные иноземные пейзажи и нас встретил штормом Индийский океан. Я этого в машинном отделении не знал, но почувствовал  забытые признаки укачивания, и сразу вспомнил свои мучения от Азовской качки.

   Сначала стало немного не по себе, а попытки отвлечься  работой не помогали. Затем появился нарастающий холодок в желудке и, собрав все силы, сколько мог, сопротивлялся, пытаясь заглушить подкативший к горлу предательский комок. Но увы… На кормовую палубу, добежать я все же успел…Скрывая такой конфуз, в среде бывалых китобоев, я пытался терпеть и не подавать вида, что спасовал перед первым же штормом. Пропал аппетит, на завтраки, обеды и ужины я не мог даже смотреть, а без пищи боль стала переходить в болевой спазм, становясь невыносимой. Так продолжалось несколько штормовых дней. Боль не проходила, а способа избавиться от этой изматывающей муки я не находил.
   
   Измученный и бледный, я с трудом поднялся на спардек (верхнюю палубу) и, держась за прочный леер (боковое ограждение палубы) глядел на бесконечную череду огромных водяных валов, бросающих наш китобоец как щепку, мне стало еще хуже. В голове начали мелькать самые различные мысли о решении этой, казалось, безвыходной ситуации: назад корабль не повернет, а впереди Индийский океан, штормовые сороковые ревущие широты и 9 долгих месяцев рейса, показавшихся мне бесконечными! Как быть? Что делать? Я испытал полное отчаяние и потерял надежду на улучшение.  А может… Может отпустить руки от леера и сделать один небольшой шаг вперед от края палубы – и все… закончатся мучительные боли? Наступил момент истины, момент принятия решений… Такой миг бывает в судьбе любого человека, когда никто не может помочь, нужно самому сделать трудный выбор. Но судьба, т.е. суд Бога, видимо была иной….
   
   Сквозь поток трагических мыслей из глубины души вырвался тяжелый вздох и на короткий миг я почувствовал облегчение. Оглянувшись вокруг, я увидел работающих, как ни в чем ни бывало, палубных матросов, вспомнил как провожала меня в первый рейс моя мать, потихоньку положившая мне в сумку молитву «Живые помощи». В мгновение отступившей боли, пришло сильное чувство голода. От лееров, я оторвался, но поспешил на камбуз. С жадностью съел все, что осталось от прошедшего завтрака. Боль и тошнота ушли бесследно. Стало легко и даже радостно, что все так благополучно разрешилось.
 
    В этот длительный китобойный рейс, мы обошли земной шар вдоль всего Антарктического побережья, пересекли три океана, побывали во всевозможных штормах и ураганах, а о существовании морской болезни я забыл навсегда. Курс лечения, посланный мне Богом, был болезненным, но эффективным.
   
   Теперь я твердо знаю, что на любые сложные вопросы всегда есть ответы и они внутри нас, но нужно потрудиться чтобы их почувствовать и суметь найти тот единственный, правильный. Это тяжелый труд для души, это нельзя выучить как сложную формулу или запомнить как поэму. Не поможет и чужой опыт и совет. Это надо воспитать в себе - и чем раньше, тем лучше.

___________________________________________

Один день капитана Елпатова

   Среди большого количества тружеников великой морской державы, обласканной 13 морями и тремя океанами, особое место занимают моряки, занимающиеся промыслом рыбных богатств, которые по условиям жизни и труда по праву   считаются  рабочим классом суровой профессии мореходов. Английским морским ведомством проводилось исследование на предмет определения самой опасной и мужественной профессии на Земле. Летчики-испытатели оказались на 7 месте, на втором – шахтеры. А вот первое место по опасности, отдали рыбакам северных морей.
   
   Сложность этой профессии заключается в том, что при любом состоянии морской стихии нельзя объявить погоду нелетной или опасной для работы. Двенадцатибальный шторм невозможно признать непригодным для мореплавания, просто это очередное испытание прочности корабля и надежности каждого члена экипажа. Проверка может длиться и день,  и неделю и дольше, но как в любом испытании, результат непредсказуем. Тревожно и даже немного жутко становится на душе, когда видишь как легко швыряют волны тысячетонную громадину, словно легкую щепку, а твою единственную надежду на спасение накрывает океанская волна. И каждый раз, вибрируя от напряжения, корпус судна сбрасывает с себя потоки воды, и поднимая вверх форштевень, выгребает на вершину новой волны. На море, в сложной штормовой обстановке, приходится работать с многократно увеличенной ответственностью и напряжением, предусматривая любые капризы коварной стихии,  чтобы исключить малейшую возможность возникновения аварийной ситуации.

   В отличие от сияющих круизных лайнеров и огромных транспортных судов различного назначения – рыболовецкий флот состоит из небольших судов, осуществляющих добычу,  и плавбаз, представляющих собой плавучий перерабатывающий завод, где ограниченное пространство насыщено сложным технологическим оборудованием, мощной силовой и энергетической установкой, способной обеспечить живучесть корабля в любой ситуации.

   А на комфортное обустройство экипажа выделяется минимальное пространство и условия быта можно смело назвать спартанскими, обеспечивая экипаж солдатским минимумом удобств и возможностей для отдыха. В этой когорте тружеников моря, существует особый вид промысла, который объединяет в себе и рыбалку, и охоту на самое крупное животное планеты, со стрельбой и азартом погони. Сочетание этого в одной профессии требует завидной выносливости, смелости и особого мастерства.  Это – китобои.
 
   Преданные своему делу  профессионалы, оставляют все земные блага -  жен, детей, машины, дачи и все другие достижения цивилизации,  и идут в 9-ти месячный поход, т.е. длительное автономное плавание на другой конец земного шара, в Антарктику, в нежилую зону обитания человека и там, перенося всевозможные ограничения человеческого бытия, занимаются особым видом деятельности – китобойным промыслом.

   Особенность этого занятия могу описать на примере одного рабочего дня  нашего работяги-китобойца «Бесстрашный – 28» и его немногочисленной команды. 
   
   На флоте рабочие дни никогда не начинаются и не заканчиваются, они продолжаются все 270 суток рейса, превращаясь в один непрерывный рабочий день, без выходных и праздничных дней,  лишь непрерывной чередой вахт и не поддающихся учету дополнительных видов работ по поддержанию в рабочем состоянии всех машин и механизмов. Исправность оборудования является основой безопасности, а это самое главное.
 
   В светлое время суток поиск идет непрерывно, вне зависимости от того, ясная погода или штормит, и производится по установленному регламенту.  Вездесущий боцман занимает главный наблюдательный пост - «марсовую бочку», находящуюся на верхней площадке мачты, превращаясь из впередсмотрящего в кругомсмотрящего. Все остальные члены экипажа, кто не занят своим основным видом деятельности и все у кого в этот момент свободное время, собираются на главной смотровой площадке – на верхнем капитанском мостике, и  вооружившись мощными биноклями,  занимают круговую наблюдательную позицию - и  по секторам обзора наблюдают океан до самого горизонта.

   Обстановка как и на загородной рыбалке – напряженная, только короткие реплики и то вполголоса, чтобы не пугать рыбу, а в нашем случае – самое крупное животное - китов. Наступает томительная пауза поиска и ожидание улыбки рыбацкого счастья.  Где оно? В каком секторе  безграничного океана? Так проходит долго, как и на всякой  рыбалке - иногда час, а иногда и целый день, но в душе живет и теплится надежда – клюнет рыбка, а у нас - где выйдет из морской глубины кит?

   Громкое  «Вижу…» звучит как выстрел. Все взгляды устремлены туда, где на фоне темнеющего горизонта показался светлый дымок фонтана. Все, зазвучали в душе фанфары охотника,  полный вперед туда, где замечена вожделенная добыча,  пробудилась охотничья страсть. Зазвенели колокола громкого боя, призывающие всю команду по местам стоять, расчехлить гарпунную пушку,  и приготовиться к поединку с огромным и хитрым зверем, которого разумная природа тоже наградила защитным инстинктом, который тоже применяет уловки и приемы, чтобы уйти от преследователей.

   Все посматривают на двух главных действующих лиц разыгрывающегося спектакля – на гарпунера и капитана. Теперь капитан  только помощник гарпунеру, который внешне спокойно стоит  среди толпы возбужденных зрителей, и только оценивающе следит за повадками животного и обнаруженный фонтан.   Все надежды на его верный глаз и твердую руку. Все ждут его указаний по выполнению маневров корабля. Действия экипажа подчинены его воле, а капитан обеспечивает  безукоризненное срабатывание этого сложного механизма, выполняет координацию и четкое взаимодействие всех его элементов. Тактика ведения охоты – это дело гарпунера, а  вот стратегию  ведения промысла -  это определяет  капитан. Опираясь на свои знания и многолетний опыт работы,  он должен  правильно определить направление поиска – это его святая обязанность.

   Вот  и наша цель, к которой мы прилетели полным ходом, а она только плавником махнула и ушла на глубину. Опять бинокли, опять круговой поиск, опять томительное ожидание.  Новый возглас - «Вижу…», и опять полным ходом туда, где замечен белый туман фонтана.

   Теперь начинает работать опыт гарпунера, его понимание тонкостей охоты, определение вида кита, его повадок и манеры поведения. Начинается борьба характеров, разыгрывается спектакль,  где зрители активно участвуют в роли страстных болельщиков.  Как  в футболе или  хоккее, они  тоже знатоки и  мастера этого дела, а  их  совет  просто необходим  в  этом  поединке.

   И вот удача -  по последнему взмаху хвостового плавника ныряющего кита, гарпунер сумел определить направление его движения и примерное расстояние до следующего выхода на поверхность для глотка свежего воздуха, а мы тут как тут. Гарпунер, словно натянутая струна -  собран и сосредоточен, как снайпер. Затаив дыхание в едином порыве, для участников и зрители наступает кульминация, все жду результат, а у него свой расчет и своя тактика охоты.

   Слабонервные уже не выдерживают: «Вася, да стреляй же ты…». А он не торопится, что-то высчитывает и опять откладывает выстрел.  Еще одно заныривание, новый фонтан, и вот он уже  выходит на поверхность прямо по курсу.

   Выстрел, взрыв гранаты… Дым  рассеялся и на мостике послышались возгласы разочарования: «Я же говорил… говорил стреляй, а он…»
   Все в экстазе, только гарпунер, внешне без видимых эмоций, у него все кипит внутри, он весь в новой предстоящей атаке, весь в сжатых кулаках и пристальном, оценивающем взгляде.

   Совершив циркуляцию, чтобы не намотать фал гарпуна на винт, все опять занимают боевую стойку, поиск и погоня продолжаются. Неудача только подхлестнула охотничью страсть, и взыграл азарт добытчика. После такого контакта с хищником, животное становится осторожнее и сообразительней. Пуганый кит просто пытается уйти от преследователей,  уплыть, спрятаться.
   

   Начинается захватывающая погоня. Идет соревнование мастерства гарпунера и выносливости  хитрого, напуганного зверя. Кит уже движется только прямолинейно, осуществляя непродолжительные заныривания и короткие выходы  на поверхность, издавая громкое фырканье и извергая мощный фонтан выдыхаемого воздуха с водой. Пока сил этой махине хватает держать дистанцию и не подпускать на пушечный выстрел летящий полным ходом корабль. Как мы не пытаемся маневрировать меняя свою скорость, расстояние не сокращается, пока у кита есть силы, он легко выдерживает безопасный интервал. Но после нескольких часов изнуряющей гонки, дизель еще выдерживает, а силы кита начинают потихоньку его покидать и расстояние между ним и идущим полным ходом судном неумолимо сокращается.

   Эмоции преследователей доходят до точки кипения и напоминают финал чемпионата мира по футболу. Слышны настойчивые крики: «Да стреляй же ты…» Дальше идут эпитеты типа « мазила» и покрепче. Но опыт гарпунера подсказывает иные, более разумные действия, он пытается вывести корабль на параллельный курс и приблизиться на минимально возможное близкое расстояние для надежного, выверенного  выстрела. Кит уже не маневрирует, а из последних сил он пытается уйти, двигаясь строго по прямой линии вперед. Плавно, два стремительно движущихся объекта охоты сближаются, фонтаны брызг от взлетающего над водой стотонной махины в лучах заходящего солнца блистают как искры фейерверка. Корпус корабля от команды «самый полный вперед» вибрирует от работающих на полную мощность четырех тысяч лошадиных сил  главных дизельгенераторов. Вот он миг -  мечта охотника – вот она кульминация драмы…

   Выстрел звучит неожиданно, не в тот момент, который каждый считал самым подходящим. Звук крепко бьет по натянутым нервам. Надстройку и борта осыпают осколки гарпунной гранаты, взорвавшейся в воздухе при рикошете от лоснящейся спины гиганта.    Промах… и  полная тишина, пока не рассеялся дым. Мы лихорадочно выполняем циркуляцию, уходя от затонувшего капронового каната с гарпуном.

   Через несколько потерянных минут дорогого для погони времени, в лучах уходящего за горизонт солнца, мы видим прощальные фонтаны  переигравшего нас исполина.

   Ну что ж, охота есть охота, сегодня результат нулевой, сегодня не наш день…
В  кают-компании главные действующие лица -  капитан Елпатов и гарпунер Василий Дубина, и все другие участники охоты устраивают настоящие разборки полетов. Но всегда это шумное производственное совещание заканчивается братанием и все резкие и грубые определения заменяются бесполезными для гарпунера советами, как лучше целиться и в какой момент лучше стрелять, но решение как стрелять всегда остается за ним.
   

       Страсти затихают и пятнадцатый просмотр: «Кавказкой пленницы» вносит мир и благодать в растревоженный улей.  Палубная команда идет отдыхать, с надеждой на завтрашний день и верой в рыбацкую удачу. Продолжается непрерывная смена ночных вахт, а капитан еще долго корпит над картой района промысла, листает свои многолетние записи и наблюдения предыдущих рейсов, анализирует результаты селекторного совещания и суточный итог работы всей  флотилии. На основании своего многолетнего опыта и рыбацкой интуиции он определяет район и стратегию завтрашней охоты, так как от этого решения  зависит и  результат, и настроение команды, и величина премиального фонда. 

   Судовой хронометр показывает время далеко за полночь. В наступившей ночной паузе, под равномерный звук работающих двигателей, несущих корабль к новому месту охоты, в памяти капитана выстраивается очередь мыслей о доме, жене, трудностях с двумя подрастающими сыновьями, проводив которых в школу первого сентября, теперь встретишь только после окончания учебного года. Отец и мать, как всегда сообщают, что у них все хорошо, но реальную картину можно узнать только из писем жены, которые изредка доставляют суда из Одессы. Чтение этих редких писем из дома, превращается в некое священнодействие и бодрящий курс психотерапии, являясь единственным способом личного общения.    

   Вспомнился забавный случай яркого праздника в Москве на фестивале молодежи и студентов в далеком 1957 году, когда его курсанта мореходки, смешные девчонки песней «Одесский порт» впервые окрестили китобоем. Судьба складывалась в логическую цепочку внешне случайных событий, но неуклонно ведущих к китобойной флотилии. Друзья и коллеги  рассказывали  о необычайно интересной работе на китобойцах, ведущих промысел среди исполинов-айсбергов, в кипящем от моллюсков море и захватывающих поединках с гигантским зверем.

   Легенды, переполнявшие Одессу, делали китобоев героями города, которых по возвращению из рейса, в знак особого уважения, любой милиционер, считал за честь проводить загулявшего «героя»  домой на такси. Эти воспоминания проплывали в памяти, давая возможность, на короткое время, отключиться от напряженного дня, чтобы на следующий день выйти  на капитанский мостик с видом командира, твердо знающего что нужно делать экипажу, чтобы день был удачным. Начинается еще один трудовой день длительного рейса,  а  значит, на один день стала ближе встреча с милой  Одессой.  Будет новый день, а Бог даст пищу.

__________________________________________

Дарданеллы

               
Успешно заканчивался очередной 9-и месячный рейс Антарктической китобойной флотилии «СЛАВА». Совместная работа большого количества кораблей, одновременно ведущих промысел среди льдов и коварных айсбергов, требует высокого мастерства, опыта и неустанной бдительности. Внешне, эти величественные исполины очень привлекательны. Процесс их образования, в момент падения отколовшегося ледника в море, поражает воображение, но представляет большую опасность и требуют предельного внимания и ювелирной точности при ведении промысла в водах ледового континента.
         
      В рыбацкой работе обязательно должна присутствовать удача, а она в этот раз была на нашей стороне. Благополучно преодолены все трудности, неизбежно возникающие при работе в  таких условиях. Успешное выполнение рейсового задания создает приподнятое настроение у всех участников похода и сулит достойное вознаграждение, а кому-то нечто большее – на флотилии много орденоносцев, а 11 человек имеют звание - героя Социалистического труда.
   
     Завершив работу, вся флотилия легла на обратный курс, совершая длинный переход через половину земного шара, к дорогой каждому сердцу  моряка, Одессе. Долгий путь домой проходит в  ожидании долгожданной встречи с родными  и близкими людьми, с теми, о ком так долго тосковала  душа.               
            
     За кормой остались три океана, вожделенные визиты в иностранные порты. Реализованы заветные мечты всех домочадцев и друзей о заморских покупках и сувенирах. На выходе из Гибралтара прозвучала пронзительная мелодия «Прощание Славянки», остался   заключительный отрезок пути, и всего-то четыре небольших моря.

     Наступает самая волнующая часть кругосветного плавания.  Сердце готово выскочить из груди, ведь до родного порта остаются считанные дни и мили. Сколько их осталось? Дарданеллы и Босфор и уже на горизонте маячит столица китобойного промысла. Начинается необъявленная гонка кораблей, идущих полным ходом к финишной черте у знаменитого Воронцовского маяка.

        Изменилась четкая, как ритм корабельного хронометра жизнь, расписанная по минутам. Пропал былой интерес к прежним  развлечениям – нардам, домино и кинофильмам. Как матросы по команде «вольно», оставаясь в строю утрачивают бдительность, так и весь экипаж после приказа следовать домой, переходит в благодушное, радостное состояние, предвкушая сладость долгожданной встречи.

        В утренний предрассветный час, на верхней площадке капитанского мостика собрались все, кто утратил от волнения сон и рад возможности наблюдать земную жизнь маленького городка на берегу пролива. На мостике слышен оживленный разговор, шутки и даже не уместный на посту управления кораблем смех. Сыпались одесские шуточки, а мастеров острого словца было предостаточно, но юмор был какой-то напряженный, как говорится на «нерве». Давали себя знать последствия сверхдолгого пребывания в море и это отражалось на поведении некоторых членов экипажа. Безобидный разговор мог быстро перейти на повышенные тона, чего на промысле никогда не случалось.

     Прохождение обоих проливов связано с формальностями пограничной и таможенной служб Турции. Их представители посещают корабль, и произведя досмотр, дают «добро» на дальнейшее следование по внутренним водам страны. Суда, летящие домой полным ходом, считают каждый час и каждую минуту до заветной цели. Мы еще в пути, а мысли уже там, на Приморском бульваре.

     Раннее солнечное утро. Время 04.27. Наш китобоец «Бесстрашный-28» в ожидании таможни, преодолевая коварное встречное течение, движется самым малым ходом. Желая ускорить встречу с представителями местных властей, вахтенный штурман держит курс как можно ближе к берегу, удерживая судно на самом краю фарватера. Ожидание затягивается. Штурман с наслаждением пьет утренний чай и в мощный бинокль рассматривает ближайший поселок и оживающий восточный базар. Сильная оптика позволяет рассмотреть горы фруктов и овощей на прилавках магазинов, снующий торговый люд и красивых турчанок. Над землей и морем расстилается утренняя свежесть, вершины османских гор освещают лучи восходящего солнца, всюду царит мир и Божья благодать.

     Сложность прохождения узкого пролива создают несколько мощных подводных течений, которые сносят корабль с курса. Возникающие отклонения нужно учитывать и постоянно корректировать движение. Восторженное рассмотрение торговой площади заканчивается неожиданно.  Послышался глухой удар, за ним последовало резкое торможение и скрежет днища о прибрежную песчаную отмель.
            
           Полундра! Корабль сел на мель!
            
     Потеря бдительности и беззаботное настроение старпома, не позволило ему правильно оценить ситуацию. Команда «Полный вперед», в надежде преодолеть препятствие, только усугубила положение. Могучий корпус продолжил движение на вершину мели, затем остановился на мелководье, и лег на бок с креном 32 градуса. Поступление забортной охлаждающей воды через перекрытые кингстоны прекратилось, двигатели заглохли. Наступила тревожная тишина. Начало приходить понимание, что это ЧП и медленное осознание произошедшего. Пробил час испытаний для всего экипажа и капитанской судьбы. Теперь все зависело от его опыта, мастерства и удачи.
 
     Шлюпочное обследование показало, что нам самим из этой западни не выбраться. Нужна помощь буксира. Стоимость предложенной Турецкой помощи оказалась сопоставима со стоимостью «чугунного моста», выстроенного на всю длину пролива, а финансовые последствия такого решения могут быть плачевными – для всей флотилии. Прибывший лоцман с недоумением смотрел на случившееся и никак не мог понять, как русские капитаны, признанные во всем мире ассы судовождения, успешно работающие в сложнейших ледовых условиях Антарктики, могут посадить корабль на прибрежную отмель городского пляжа.
   

      Вся корабли флотилии находятся на постоянно действующей голосовой связи и через несколько минут, о происшествии становится известно всем экипажам. Мгновенно сработал неписаный морской закон взаимовыручки. Все прекратили стремительный бег домой. Коллективный капитанский опыт ищет пути решения возникшей проблемы. Идет оценка происшествия и имеющиеся возможности. Мнение было однозначным: «Турецкий вариант спасения сложный, продолжительный и дорогой, да и честь мундира не на последнем месте. Спасать «Бесстрашного» будем своими силами». Первым подошло китобойное судно к/с-29 «Бесшумный». Эти два капитана были друзьями детства и однокурсниками. В голодные послевоенные годы, они вместе начинали китобойный промысел, обеспечивающий голодающую страну тысячами тонн китового мяса и жира для пищевой промышленности.
   
     Опытные матросы палубных команд закрепили два мощных фала и буксировщик дал полный ход. Усилием 4000 лошадиных сил, могучие тросы рвались словно тонкие нити. Извиваясь змеей, они громко ударили по бортам и леерам обоих кораблей, подобно бритве, срезая стальные палубные ограждения. Эта попытка показала серьезность положения. Корабль сидел на грунте плотно. Если не справились два троса, то четыре, должны выдержать. Такелажники и матросы сработали моментально, но вновь прозвучавшие четыре выстрела лопнувших тросов показали, что и этого недостаточно. Произвести точные расчеты необходимой мощности не представлялось возможным, из-за недостатка времени и нарастающего скопления кораблей в узкой части пролива, готовых принять участие в спасательной операции. Решения принимались в условиях назревавшего международного скандала, из-за возникшей помехи судоходству. Срочно подошел еще один китобоец и совместными усилиями двух кораблей и 8000 л.с. произвели попытку сдвинуть нас с мели. Натянутые тросы лопались поочередно, вздымая вихри брызг и ломая все, что попадалось на пути их полета. На борт прибыл капитан-наставник флотилии и отдал приказ: «К спасательным работам подключить еще два китобойца. Попытку снятия с мели производить всеми имеющимися буксировочными тросами».
   
     16.000 л.с. четырех кораблей взревели в утренней тишине и 20 стальных и нейлоновых тросов натянулись, вибрируя и звеня подобно натянутым струнам. Кипела и бурлила дарданельская вода от работы гребных винтов мощных двигателей. Напряжение достигло наивысшего предела. Корабли и люди соединились в едином порыве сдвинуть громадину с места. Но никакой подвижки судов не происходило. Казалось, рушатся все надежды на спасение. Чтобы помочь буксировщикам, капитан лежащего на днище судна, предпринимает отчаянную попытку и вопреки существующим техническим нормам, отдает приказ запустить двигатели своего корабля. Долго работать без охлаждения они не смогут и быстро выйдут из строя. Но это будет потом, а пока, главное – это сойти со злополучной мели.
    
     И вот они решающие минуты. Наступил момент истины, миг, который решает судьбы людей и кораблей. Теперь уже 20.000 л.с. будоражили лазурные воды коварного пролива. Корпус нашего корабля вибрировал от предельных нагрузок. Счет шел на секунды, вот-вот должны заглохнуть двигатели, работающие на пределе своих возможностей. Старший механик подает знаки, что вода в двигателях кипит и через минуту они выйдут из строя. В воздухе повисла неозвученная команда «ОТБОЙ». И в этот миг происходит чудо - невидимая сила подтолкнула корму лежащего на боку судна в сторону чистой воды, и на фоне неподвижного берега стало заметно медленное движение корпуса. Наше судно едва заметно, как бы оживая, двигалось на глубину. Это были захватывающие мгновения восторга, что произошло спасение и мы победили. Как и положено кораблю, он вновь оказался в своей стихии, превратившись из беспомощного гиганта в прежнего неутомимого труженика. Спасая корабль, мы спасали и себя, проявляя чудеса изобретательности и упорства. Экипажи турецких судов, наблюдавших за ювелирной работой русских моряков, гудками восторженно приветствовали успешное завершение уникальной операции.

     Радость сменилась решением возникших проблем и подсчетом нанесенного ущерба. Все участники устремилась в погоню за потерянным временем. На одном из оставшихся работоспособным двигателем, выдававшем половину мощности, самым малым ходом, мы двинулись в сторону долгожданной цели. Судьба проявила свою милость и мы успели к началу  церемонии торжественной встречи .
    
     Праздничный город, с высоты Потемкинской лестницы, с нетерпением наблюдал за пребыванием кораблей флотилии. Внешний рейд, видный как на ладони с высоты приморских улиц, представлял величественную картину морского ордера, с четким соблюдением порядка построения. Возглавляли парадный строй легендарные флагманы китобойного промысла – «СЛАВА» и «Советская Украина». Суда торжественно и плавно входил в акваторию порта. Началась долгожданная швартовка. Причалы утонули в цветах и объятиях. Грандиозный размах этого праздника можно смело сравнить со встречей папанинцев в Москве. В порт мы вошли последними, но вместе со всеми.
      
     Этот инцидент имел серьезные последствия для виновников происшествия и всех причастных к этим событиям людям. Бесславно закончил морскую службу виновник происшествия – старший помощник капитана. Он был уволен с флотилии. Его беспечность и недобросовестность дорого стоила капитану. Партийное взыскание поставило крест на карьерном росте потомственного моряка, имевшего богатый опыт и безупречную репутацию.
 
     Такова капитанская доля, такова командирская суть – ОН  В  ОТВЕТЕ  ЗА  ВСЕ.

_______________________________________________________

Экзамен

   Подготовка специалистов в закрытых учебных заведениях существенно отличается от обучения студентов гражданских ВУЗов. В мореходном училище вся жизнь и учебный процесс организованы так, что пропускать лекции и обязательные часы самоподготовки просто невозможно. Углубленное изучение профильных предметов, строгая дисциплина, переходящая в привычку и плавательская практика дает уровень подготовки, который необходим для соленой флотской жизни. Окончание училища – это только теоретический зачет и допуск к длительному испытанию выбранной профессией. Теперь начинается многолетний экзамен корабельной жизни, который покажет, что ты можешь и чего ты стоишь, только там проявляются способности и личные качества. Но одновременно проходит и коварная проверка "медными трубами", благодаря новым материальным возможностям и соблазнам, в период короткого пребывания на берегу. И как оказалось, для многих этот экзамен оказался одним из самых трудных. 
   
   В общем, в голове буря эмоций, но направление на работу лежит в кармане, небольшие подъемные деньги получены и ты стоишь перед неизвестностью, даже не представляя, что ожидает там впереди, за интригующим, неизвестным адресом – Беломорская база Гослова.
   
   Используя все существующие виды транспорта, включая паромную переправу, через двое суток, я добрался в пункт назначения – порт Беломорск. Все виденное из окна автобуса поражало меня, южанина, жителя Ростовской области. Пустынная, низкорослая лесотундра холодно поблескивала многочисленными озерами и морской водной гладью. Это полный контраст привычному, знойному причерноморью, к котором много лет жил и учился.

   Первое впечатление, что это край земли. Он находится где-то здесь, вон за теми бревенчатыми бараками, которые как солдаты на привале, полулежали среди болотистой местности. Между собой они соединялись узкими деревянными настилами, выполняющих роль пешеходных дорожек. Одна из таких дорожек привела меня в скромный домишко под названием гостиница, т.е. дом только для ночевания, где в большом пустынном помещении не было ничего, кроме нескольких раскладушек. Из всех необходимых элементов гостиничных удобств, присутствовало только одно – комплект постельного белья и вафельное полотенце, которое в этом заведении, предназначенном для проживания спартанцев, оказалось значительно важнее, чем кондиционер или холодильник. Усталость от дальней дороги валила меня с ног и было уже не до комфорта. Но уснуть не давало солнце, которое среди полярного дня, с небольшими перерывами на короткие сумерки, ярко светило в незашторенное окно. Только на мою вторую полярную ночь, я не просто уснул, а рухнул от усталости и переполнявших меня впечатлений. Что нужно уставшему человеку? Приткнуться на ночь есть где, а удобства и комфорт – это в других местах, а здесь все проще.
   
   Посетив порт, я увидел вереницу ржавых сейнеров и траулеров, которые прижавшись к пирсу, многие месяцы ожидали то ли ремонта, то ли отправки на металлолом. Это произвело на меня гнетущее впечатление. В моей памяти были еще свежи прошлогодние воспоминания о праздничной Одессе, встречающей нас после годичной плавательской практики на китобойной флотилии «СЛАВА». Я взмолился в отделе кадров, с просьбой об отправке меня в действующую Мурманскую группу кораблей Беломорской базы.
   
   Прибыв в рыбную столицу страны, с нетерпением ожидал прибытия кораблей из Атлантического района промысла. А пока был отправлен в так называемый «резерв», с оплатой 70% оклада. Так продолжалось и месяц и два. Постепенно начинал таять розовый туман молодого специалиста о восторженных встречах кораблей с цветами и улыбками. Мурман был суров, прохладен и пьян. Поиздержавшись до предпоследнего рубля, пришлось опять перейти на скромное курсантское меню, кафе обходить стороной, а столовую искать подешевле.               
       
   Но судьба к голодным снисходительна. Чтобы как-то занять слоняющегося без дела и денег молодого специалиста, она откомандировала меня на старенький, каботажный сейнер Архангельского рыбакколхозсоюза РС-5276 «Летник», с которого на самом отходе в море уволился третий механик. Еще слабо разбираясь в местной специфике флота, я поинтересовался: «А там кормят?». «Иди, иди, там все увидишь», многозначительно напутствовали меня в отделе кадров. С надеждой заработать на пропитание я помчался в порт, к спешащему  на промысел сейнеру.

   Как на уходящий поезд, успел к прощальному гудку, и как оказалось – очень удачно, как раз к началу своей вахты. Встретивший меня старший механик, поздоровался и посоветовал снять китель с импозантным голубым ромбом выпускника мореходного училища, одеться попроще, в старую  робу, и немедленно приступить к исполнению своих прямых обязанностей, на выходящем в море корабле. Он не догадывался, что для этого молодого специалиста это его первое назначение и вовсе  нет опыта самостоятельного несения вахты.

   Выход в море – это всегда шум, суета, бесконечные тосты или просто праздник без тостов, но команда - в растрепанном состоянии. Стармех со своей женой занялся каким-то своим срочным делом, а я, первый раз попавший на такой «лайнер», пошел искать машинное отделение. Вдоль правого борта  увидел люк, и заглянув туда, услышал характерный звук работающего вспомогательного двигателя, догадался - мне туда.

   Спустившись по трапу в машинное отделение – я замер, вот это да… Чувство такое будто меня посадили за штурвал самолета, и сказали: «Ну, давай, взлетай». Я стоял среди этих совершенно новых для меня механизмов, приборов, датчиков и работающих систем, которые я все-таки изучал в училище, но как оборудовано это машинное отделение и как это все работает вместе, я не представлял. Напряженно озираясь, я опознал главный двигатель – это же «Букау-Вольф», а с ним я знаком по плавательской практике на учебном судне «Руслан», и если еще найду баллоны со сжатым воздухом, то я знаю как его запускать!
   
   Громко звякнул ручной телеграф – поступила команда «ТОВСЬ».
Со страхом поглядывая по сторонам, я увидел ряд стоящих баллонов, на манометрах цифры 250 кг/см2 - значит высокого давления. Это они, родные, это то, что нужно для запуска главного двигателя. И вдруг команда «Малый вперед», меня встряхнуло как высоковольтный удар и мобилизовало на необходимые действия. Я отзвонился, т.е. подтвердил на мостик получение этой команды, и свою готовность дать ход кораблю. Первый раз в жизни, самостоятельно запустил главный двигатель и привел в движение гребной вал. Корабль начал движение. 
   
   Свои дальнейшие действия я практически не помню. Но судя по тому, что у меня получилось управление главным двигателем и я смог обеспечить маневры по швартовке и выходу корабля в море - только теперь осознаю, что это было чудо и кто-то невидимый руководил всеми моими действиями. Кто это мог быть я точно не знаю, но верю, что это был мой ангел-хранитель, он помогал и подсказывал, что нужно делать. Благодарю его за это.
   
   Старший помощник капитана, производивший швартовку уходящего корабля, как джигит,  рвал удила застоявшимся в порту тремстам лошадиным силам, гонял стрелку телеграфа от «Полного вперед» до «Полного назад», громко огрызаясь осипшим тифоном (сиреной) на попадающиеся ему на пути большие и малые корабли. Густая рыжая борода и орлиный нос выдавали в нем характер испанского конкистадора. Как мне удавалось исполнять эту джигитовку, даже не могу передать, а сказать, что у меня тряслись крупной дрожью и руки и ноги, значит не сказать ничего. Это была проверка всех моих знаний и навыков, это был единый ГОСЭКЗАМЕН одновременно по всем предметам. А когда телеграф начал затихать, я догадался, что уже вышли на чистую воду Кольского залива. В машинное отделение спустился старший механик и только буркнул: «Ну ничего, ничего, я думал, будет хуже».
   
   Рыбалка была на удивление очень удачная - за одну неделю мы заполнили 40-тонный трюм шкереной треской, и сдав улов на ближайший рыбоперерабатывающий цех, тут же получили полную оплату. Моя первая зарплата 700 рублей за 10 дней промысла, после курсантских 3 рублей 80 копеек показалась фантастической. Я не представлял, что можно делать с такой тьмой денег. Не знаю, что меня побудило, но половину этой суммы я отправил своей бабушке, матери-героине 13 детей, которая в голодные послевоенные годы, одна, без погибшего на войне мужа, поднимала огромную семью. Мне запомнилась ее  удивительная способность содержать на мизерное пособие подростающую голодную детвору и при этом пытаться откладывать каждый месяц по несколько рублей, чтобы купить черную плюшевую кацавейку, для приличного вида при посещении церкви в Саратовской глубинке.
   
   Как разобраться с остальными деньгами мне подсказали бывалые моряки, и через неделю с чистыми карманами и чувством исполненного морского долга, вышли в море за рыбацкой удачей и ловом глубокого плавающего планового задания.
   
   Но рыбацкое счастье, штука коварная, она не любит тех, кто выйдя из порта, по 3 дня лежит в дрейфе и приходит в себя после бесшабашного праздника и только потом начинает заниматься тем, зачем вышли в море.
   
   В дальнейшем уловы резко упали, и в течение последующих трех недель мы не могли заполнить трюмы и на половину, а с полупустым трюмом идти в порт не позволяет честь рыбака и взятые на себя социалистические обязательства. Питаясь остатками продовольствия и галетами, обменянными с военными моряками на свежую рыбу, продолжали круглосуточно тралить море Баренца. План мы выполняли вот такой дорогой ценой.

   Условия жизни на сейнере были очень похожими на жизнь на подводной лодке, причем старых выпусков. Кроме капитана, стармеха и радиста все остальные члены экипажа жили в одном большом кубрике, тут же сушили сапоги и рыбацкие костюмы. Обогревались помещения обычной печкой-буржуйкой. Топилась она углем, кочегарил я ее не всегда удачно, и стармех бранил меня и то училище, которое судомеханика-универсала этому не обучило. Однажды при неудачной попытке растопить это чудо-печь соляркой, произошел взрыв и это закончилось тем, что я с обожженным лицом и руками нес вахту в бинтах, пропитанных соляркой. К моему удивлению – все быстро зажило, остались только шрамы и урок, как это делать нельзя.
   
   Прибрежный лов и короткие каботажные рейсы вдоль побережья Баренцева и Белого морей позволили мне побывать и увидеть малонаселенные, а иногда вовсе покинутые, колоритные саамские и поморские поселения. Впечатлил вид лежащих на берегах полуистлевших останков старинных кораблей безвестных мореходов, свидетелей истории коренных жителей, их жизни, быта и труда.

   Незамысловатая по сути, но рациональная и надежная, сформированная скудными возможностями, суровым климатом и удаленностью от благ и пороков цивилизации. Часто общение с внешним миром осуществлялось только водным путем. Спустя многие годы, я смог понять и оценить смысл этого христианского жития в нестяжательстве, их консерватизм, сохраняющий подлинные ценности. Теперь, имея возможность сравнивать, я окончательно убедился в том, что лучше жить в ограниченных условиях и среди добродеятельных людей, чем жить в среде прагматизма и алчности.
   
   Вскоре моя командировка и испытание на стойкость и выживание в экстримальных условиях, подошли к концу, и считаю, что успешно сдал практический экзамен. Вопреки всем существующим правилам формирования экипажа, капитан потребовал продолжения моей командировки на их сейнере и даже отправил письмо-ходатайство в нашу организацию. Мой категорический отказ и непреодолимое романтическое желание ходить по дальним морям и странам, оказались сильнее прагматических соображений быстрого карьерного роста и больших заработков. Но судьба есть судьба, у нее на этот счет были свои планы, она приготовила мне целый букет новых испытаний, за что, в итоге, я ей безмерно благодарен.

__________________________________________________________________

Джузеппе Верди в Териберке

   Северное побережье Кольского полуострова, мало растревоженное современным бытом и различными благами цивилизации, является южным берегом Баренцева моря и по сей день остается запасником и хранилищем красоты северной русской природы. Здесь нет ярких красок и веселых, нарядных домиков, как в Норвегии, зато в полном объеме присутствует натуральный цвет состарившегося дерева на домах и постройках и сохранился дух старины в архитектуре домов, сельских церквей и колоколен.  Приполярный ландшафт имеет своеобразный аскетичный колорит на фоне суровых каменистых берегов и холодного блеска чистейшей воды арктических морей.
   
   Характер местных народов под стать окружающей среде, но природная черта русского человека - его доброжелательность и неприхотливость, делает этот суровый край, обустроенный по поморским традициям, привлекательным для туристов и уникальным по историческим находкам.
   
   Рыбный промысел, существующий в этих краях сотни лет, в шестидесятые годы ХХ века  осуществлялся местным каботажным флотом, судами Архангельского рыбакколхозсоюза и Беломорской базы Гослова. По мере роста добычи, поселок превратился в небольшой рыбный порт Териберка, с судоремонтной базой и рыбокомбинатом, а население  составляло около 5000 человек.
   
   Наличие рыбного цеха позволяло принимать свежую и охлажденную рыбу прямо с сейнеров и траулеров, пускать их в переработку и выпускать деликатесную селедку «беломорку» и треску во всевозможных видах: охлажденную, мороженную, соленую, жаренную. Население  поселка состояло, в основном, из поморов и саамов, прозванных «трескоедами» за то, что эта рыба составляла основу их еды, а пироги с начинкой из трески они считали деликатесом, верхом кулинарного искусства. Печень трески в те времена, не считалась особо ценным и полезным пищевым продуктом и при разделке рыбы в море, шла за борт на корм чайкам. Тучи клушей за кормой сопровождали ведущий промысел сейнер.

   Достопримечательностью в поселке Териберка, был изумительный белый хлеб – хрустящий, ноздреватый, необычайно вкусный, который мы покупали мешками, но, сколько его не бери, больше, чем на пару дней его не хватало. Часто, при выборе порта сдачи улова, это имело решающее значение. Творцом этого чуда был ссыльный кондитер из столицы.
   
   Заход в Териберку с полным трюмом шкереной в море трески, превращается в значительное событие, позволяющее пополнить запасы воды, топлива, продуктов и промыслового снаряжения и самое главное – расчета за сданный улов! Настроение при полных трюмах приподнятое, душа требует праздника и от этого никуда не уйти – таков закон моря!
   
   Немногословные и серьезные люди, после получения аванса превращаются в шумную ватагу детворы, спешащую в местный магазинчик, где можно отовариться и сладким, и горькой. И когда на камбузе готов полный обед – начинается широкое рыбацкое застолье, которое сразу разделяет всю команду на слабых, которым хватает и двух стаканов водки, средних и сильных, которым все время мало. Наступает период откровенных разговоров, обсуждение итогов рыбалки, переходящий в дискуссию о мировых и международных проблемах, перерастая в жесткую критику экономической политики правительства в части урезания полярной надбавки.
   
   И вот когда стало совсем хорошо и народ перешел к обсуждению вопросов в части разное, как всегда коснулись самой волнующей темы любого разговора в морской среде – о женщинах. В  разгар жаркой дискуссии вдруг раздался тихий голос нашего нового механика Сергея Александровича  (фамилию которого я, к сожалению, уже не помню).

   Голос был негромкий, но сразу привлекший всеобщее внимание – звуки были необычные, но красивые, язык явно не поморский, это были какие-то итальянские песенки. Все удивленно обернулись к солисту, а он, видя такой интерес, начал напевать различные фольклорные песенки, а потом запел арию герцога Мантуанского «Сердце красавиц склонно к измене» из оперы Джузеппе Верди, на чистейшем итальянском языке. Великолепное исполнение и актуальность затронутой темы имели оглушительный успех.

   После камерного исполнения в кают-компании, народ вместе с солистом, конечно, повалил на простор, песни слышались уже на причале. И когда, войдя в раж и голос, Сергей на ближайшей сопке исполнил арию Каварадосси «О, где вы ласки» из оперы Джакомо Пуччини «Тоска» – экипажи всех стоящих в порту судов и местное население были просто ошеломлены этим необыкновенным концертом. От восторга и удивления люди потеряли дар речи. Аплодисментам не было конца. Вот таким оказался наш новый член экипажа, уже в почетных годах, третий механик – Сергей Александрович.
   
   Правда, в технике он разбирался слабовато и при производстве ремонтных работ честно говорил: «Скажите, какие инструменты принести и что подать, а вот, что делать, я не знаю». Свое слабое знание судового оборудования он компенсировал прекрасным знанием классического репертуара оперного театра. От ответов на вопрос о происхождении у него диплома механика-дизелиста он уклонялся.

   Праздник удачного улова продолжался ровно столько, на сколько хватало средств. После отправки части денег домой по аттестату, остальные уходили на дань порочной традиции, тратилось все - до последней копейки. Сроки праздника были разные, а иногда заканчивались пограничниками, контролировавшими режим судоходства в этом районе. Видя, что праздник выходит из берегов и море становится всем по колено, наряд пограничников поднимался на борт, отдавал швартовые концы, а буксир выводил сейнер на рейд, чтобы прекратить бесконечные культпоходы в магазин, остудить и проветрить горячие поморские головы и привести экипаж в работоспособное состояние. А через три тяжелых и мучительных дня начинало приходить понимание, что всему бывает конец, пора завязывать и возвращаться на промысел.
   
   После выхода в море, особенно в случае удачной рыбалки, вся эта шумная, разношерстная компания, во время путины, мгновенно превращается в дружную, неутомимую команду, готовую работать круглосуточно, без слов и пререканий, как единый слаженный механизм, тяжелым трудом и потом зарабатывая свой длинный рубль и нелегкий рыбацкий хлеб.

____________________________________________________________________

Юбилей

   В стране всенародный праздник. Москва и вся страна покраснели от обилия знамен и афоризмов на юбилейных транспорантах. Великий народ отмечает 50-летие переходного периода от социализма к коммунизму. Но вдали от этих грандиозных торжеств, было множество людей в армии и флоте, на производствах непрерывного цикла, больницах и транспорте, которым нельзя оставить свое дело и пойти с красным флагом по праздничному городу, с радостью и восторгом скандируя громогласное: «Ура-а-а…»
 
   Был осенний день 7-го ноября 1967 года, но большая флотилия промысловых судов  находилась вдали от этого грандиозного юбилея, а наш средний рыболовный траулер едва заметной точкой на макушке земного шара, обследовал акваторию океана и рыбных скоплений в районе острова Медвежий.
 
   День был ненастный, пасмурный, украшенный только снегом и дождем. Изредка корабль окутывали плотные снеговые заряды и видимость приближалась к нулевой. Для повышения безопасности периодически подавались звуковые сигналы и включались ходовые огни. Шел непрерывный поиск серебряного богатства океана, его несметных рыбных запасов.

   Корабль ходил, обследуя и утюжа обширную территорию приполярной промысловой зоны.   Командированный в наш экипаж научный сотрудник ПИНРО (полярного института морского рыбного хозяйства) Анатолий Тренин, опытный ихтиолог, постоянно находился на капитанском мостике, изучая наличие рыбных запасов по показаниям поисковой аппаратуры. Результатом его работы были ежедневные сводные данные хода добычи и рекомендации по перспективным районам промысла нагулявшей жир сельди, мигрирующей из Белого и Баренцева морей. Дни и ночи мы двигались полным ходом, выражаясь современным языком – сканируя эти благодатные рыбные просторы. При необходимости, производились контрольные дрифтерные отловы, определяющие состав этих запасов и их зависимость от температуры и состояния флоры океанской среды.

   Слушая по громкой судовой связи едва различимые торжественные марши из Москвы, капитан, непрерывно контролировал состояние моря и окружающую обстановку. Скопление большого количества снующих вокруг траулеров, ведущих траление в условиях ограниченной видимости, требовало повышенного внимания и бдительности. Краем всевидящего ока, он бдительно осматривал свое хозяйство и его готовность к предстоящей постановке дрифтерных сетей: как уложены сети, кухтыли, бочки, в каком состоянии находится палубное оборудование и необходимое промвооружение. Постановка сотен метров таких снастей требует максимальной слаженности и мастерства палубной команды и многолетнего опыта тралмейстера.
 
   Его взгляд периодически устремлялся вверх, к небу, откуда сыпались проблемы с погодой. И вдруг он увидел непорядок. В носовой части судна, на вершине передней мачты не горел верхний ходовой огонь, а это является грубым нарушением международных правил безопасного судоходства. Исправность навигационного топового фонаря обязательна. Это требование корабли выполняют неукоснительно.

   Тут же последовал приказ третьему механику, отвечающему за электрооборудование:    «Немедленно, устранить неисправность. Любыми средствами".

       Выполнив необходимые предварительные попытки устранить причину повреждения, я заменил предохранитель, проверил все параметры поврежденной электрической цепи. Не добившись никакого результата, с тоской посмотрел на верхушку десятиметровой корабельной мачты и установленный на ней мощный светильник, летающий на фоне мрачного небосклона с впечатляющим размахом. Мне стало очевидно, что искать неисправность придется на мачте, повреждение где-то там.  В начале это показалось невыполнимой задачей, но это был тот случай, когда решать проблему нужно любой ценой. Это залог безопасности. Кто, на что учился… и чему присягал традиционной кружкой забортной воды.
 
   Шторм был «небольшой» – балла 4 или 5.При первом же подъеме по вантам, ведущим к вершине мачты, я быстро сообразил, что двигаться нужно только при левом крене корабля, когда я практически лежал на вантах. При правом крене, я замирал, крепко держась за перекладины, так как в эти мгновения подо мной была палуба или штормовое море, а искупаться совсем не хотелось. Вот так потихоньку, по-пластунски, я добрался до небольшой площадки, на которой установлен ходовой фонарь, позволяющий в условиях ограниченной видимости определять тип и назначение судна.

   Ржавые гайки не поддавались, но ножовка по металлу помогла – фонарь разобран, электромонтаж в порядке, а это значит, что перегорела лампочка. Чтобы ее заменить – нужно ползти вниз. Опять мокрые и скользкие ванты. Иного пути, как обратно спускаться за ремкомплектом, нет. Ну, раз надо, значит надо.
   
   Еще один марш-бросок прошел в том, же напряжении, но немного легче, давала себя знать тренировка. Лампа заменена, фонарь собран, включили… А он – не горит. Пронизывает чувство досады, и помогает только крепкое словцо, так как объяснить это техническими терминами затруднительно. Что делать? На размышление есть только время левого крена, при правом – сколько есть сил обнимаю ванты. Принимаю, как казалось, единственно правильное решение: срезать ножовкой заржавевшие винты крепления светильника к мачте, доставить его в машинное отделение. Там можно его прочистить, прозвонить, убедиться в работоспособности, установить на прежнее место и закрыть вопрос. Так и поступил.Проделав весь ремонтный регламент, опять с замирающим сердцем, третий раз ползу наверх. С волнением жду результат. По моей отмашке его включили … Щелк… А он опять не горит…

   Описывать этот обезьяний вальс трудно, а вспоминать тяжело. Вниз я сползал, как мне казалось, из самых последних сил. Неудачный результат, как и тяжелая работа, отнимает много сил и ослабляет крепость духа. Наблюдать за этим цирковым номером собралась вся команда, все следили и давали множество советов как правильно двигаться по вантам, кроме главного – пристегнуться страховочным тросом.

   При очередном особо сильном 30° крене, боцман увидел, как слабозакрепленная грузовая стрела, при левом крене наваливается на питающий кабель, смонтированный на боковых скобах мачты. Касание, кратковременное, но достаточное для короткого замыкания и отключения светового прибора. Слава Богу, причина найдена. На душе стало легче, но уставшие руки и ноги приказы выполняют с трудом. Теперь требовалось заменить весь поврежденный кабель. Сострадательный боцман показал мне самый надежный страховочный морской узел и благословил на еще один бросок вверх, с бухтой кабеля на замену. Это был мой последний и решительный бой. Почти как в праздничной революционной песне.

   С большим трудом кабель был заменен, фонарь отремонтирован и установлен на свое штатное место. И когда в сумеречной мгле вспыхнул яркий свет, все вздохнули с облегчением, что все закончилось благополучно. Не только в Москве, но и у нас чувствовался свой праздник, ведь несмотря на трудность ее выполнения, устранена серьезная неисправность. Я в душе торжествовал, что сумел преодолеть свои страхи и выполнил трудную работу.

   После праздничного ужина, усиленного двумя стаканами компота, я без сил рухнул на свою койку и уснул богатырским сном.
   
   Спустя многие десятилетия, вспоминая былое и годы, о том забытом случае, напомнил мне давний друг и коллега Анатолий Иванович Тренин, с волнением и тревогой наблюдавший за этой эквилибристикой стоя на нижней палубе. После благополучного завершения этого отчаянного трюка, он по-братски меня обнял и сказал, что только в молодости, можно так отчаянно и даже безрассудно, бросаться решать невыполнимые задачи, не ведая, что самому, без божьей помощи, исполнить такое - человеку не по силам. И теперь, поднимая праздничные тосты, я вспоминаю тех, кто сейчас далеко и кому трудно, и всегда говорю: «За тех, кто в море»…

______________________________________________________________

Флотский гамбит

Гамбит - красивое, очень острое начало шахматной
партии с жертвой фигуры, но позиционным перевесом.


Это было в далеком 1967 году, в начале моей трудовой биографии, первые строки которой написаны заполярным Мурманом. С радужными надеждами выпускника мореходного училища я прибыл в рыбную столицу страны. Но в связи с тем, что все корабли нашей организации находились на промысле, я был зачислен только в кадровый резерв для замены специалистов прибывающих из длительных рейсов. Совершив несколько коротких рейсов в прибрежной зоне Баренцева моря, я пребывал в томительной неопределенности, и с нетерпением ожидал назначения на первый в моей жизни траулер, совершающий дальние океанские экспедиции.

     Это назначение, как игра в рулетку, где судьба руководит рукой инспектора отдела кадров, распределяющего молодых специалистов. Полученное направление может принести попадание в  дружный и слаженный коллектив, в котором и работать легко, и промысел идет успешно, и зарплата достойная. Тогда корабль начинаешь воспринять как  техническое совершенство и относиться к  этой стальной громадине как «мой корабль, мой дом», и доверять как надежному другу и смотреть на него  как на красивую девушку – с восхищением и нежностью.

     Поэтому короткий приказ: «На «Пулонгу», к капитану Мухину, Алексею Анастасьевичу», прозвучавший с ноткой уважения, вселил надежду, что назначение удачное.

Судьба свое слово сказала.

    Сияя от счастья и сгорая от нетерпения, я помчался в порт на поиски неведомой  «Пулонги».  Рыбный порт был переполнен траулерами, рядами стоявшие у бесконечных причалов, прижавшись ржавыми бортами друг к другу, с видом уставших работяг на роздыхе, сонно покачиваясь на волнах. Команды оставили на короткое время этих, прибывших с моря рыбалей, чтобы согреться семейным теплом и домашним уютом в студеном Заполярье. На кораблях находились только малочисленные подменные экипажи. Над этой рыбацкой челядью гордо возвышались могучие, горделивые плавбазы, производя впечатление пришвартованного Гулливера в стране малотоннажных лилипутов.

     В связи с частыми перестановками прибывающих и уходящих кораблей, найти нужное бортовое название оказалось сложно. Пройдя несколько раз вдоль всего причала, я наткнулся на группу моряков, принимающих швартовые троса подходящего к причалу траулера. С его капитанского мостика, усиленные микрофоном, звучали сочные флотские команды, гремевшие на весь Кольский залив.  Команда в приподнятом настроении, высыпала на  верхнюю палубу, наблюдая  как тают последние метры длинного пути к причальной стенке родного порта. Это был волнующий и долгожданный момент встречи с домом, выстраданный долгими месяцами разлуки.

     Как подсказали мне матросы, этот громогласный руководитель швартовки и есть капитан  Мухин. Швартовку он произвел виртуозно, а по окончанию этого показательного выступления, вкоторым участвовал весь экипаж, я предстал перед моим новым командиром.

     Капитан Мухин оказался молодым 39 летним крепышом, энергичным, русоволосым, улыбчивым, вызывающим с первого взгляда симпатию и уважение. Нового назначенца, выпускника Ростовского мореходного училища, он встретил доброжелательно, однако задал множество вопросов и по специальности и бытовых - о семье, родителях, увлечениях. Так разумный руководитель комплектовал надежную команду. В разговоре был краток, убедителен. Капитаном он стал недавно, но без плана никогда с моря не возвращался, несмотря ни на какие обстоятельства. По отзывам коллег, это был капитан-удача.

      Назначение на корабль имеет важное  значение, ведь с этими людьми придется долгие месяцы вместе жить, работать, набираться опыта и питаться с одного котла, и трал тащить из последних сил, когда есть улов, и быть уверенным, что все это делают с полной отдачей. А если придется бороться за жизнь, то именно с этими матросами.
Серьезным испытанием, кроме тяжелого физического труда и сурового быта, является проверка совместимости и способности к существованию малочисленного коллектива в условиях длительного, полугодового плавания в экипаже, состоящим из очень разных, неординарных, часто конфликтных, и даже людей, возвратившихся из мест лишения свободы.

      В сплоченном мужском коллективе, проработавшем многие годы в море, безотказно работает принцип авиационного определителя «свой – чужой». Приехавшие только за длинным рублем, не смешиваются с людьми, долгие годы живущими и много лет работающие в Заполярье. Эти случайные люди не приемлют простоты поморского и флотского быта, немудреных писаных и неписаных законов Севера. Такие в коллективе не приживаются, становятся «чужаками» и надолго здесь не задерживаются.

      Производя необходимый ремонт оборудования и всей энергетической установки, экипаж готовился к новому рейсу. Но у каждого своя жизненная и семейная ситуация. Некоторые моряки по состоянию здоровья, а иногда и по требованию семьи, списываются на берег, но все без исключения, кто испытал корабельную жизнь, навсегда оставят в памяти эту часть жизни, отданную  флотскому братству. Надолго остается выработанная в море привычка полностью доверять людям,  становясь яркой чертой морского характера.

      Напряжение нарастает, в воздухе повисает вопрос: «На когда назначен выход в море? Когда наступит мучительный для души момент начала долгой разлуки?» По различным причинам это длится несколько дней, наступает томительное, как на вокзале, гнетущее ожидание отхода.

      И вот он момент расставания. На борту полно незнакомого народа – жены, дети, родственники и друзья. На судне стоит непривычный шум, суета, шампанское, водка, тосты и слезы.… Вот раздается жесткий как приговор, приказ провожающим покинуть борт корабля. Отданы швартовы, взревел главный двигатель и жизнь резко разделилась на две части -  береговую с уходящими земными проблемами и морскую -  время непрерывного, рыбацкого труда.  В этот момент чувство разлуки рвет душу и предательский ком подступает к горлу. Непреодолимая водная полоса расставания быстро увеличивается, неумолимо разделяя родные души, заменяя обычное человеческое общение редкими  телеграфными поцелуями.

      Начинается морская жизнь – трудная, но привычная, ограниченная крошечным пятачком стальной корабельной тверди, беспрерывно пляшущей вверх и вниз с многометровой амплитудой. Здесь проходит многомесячная жизнь небольшой горстки людей живущих только одной целью -  поиском, ловом и переработкой рыбы.

После выхода в море жизнь на борту постепенно приобретает устойчивый порядок, потом переходит в привычку, а со временем притупляется ощущение изнурительного монотонного ритма. Режим работы  прост, но продуман и как армейская жизнь -  незамысловата и надежна: вахта, подвахта, короткий отдых, просмотр имеющегося на борту художественного фильма и снова вахта, игра в домино или нарды и опять в той же последовательности в течении всего рейса.

      И вот однажды, ещё до прихода в район промысла в Северной Атлантике, многократно пересмотрев несколько имеющихся кинофильмов, начинает входить в моду главная азартная корабельная игра - домино. Игра идет практически непрерывно, со сменой проигравших или уходом на вахту. На предложение капитана сыграть в шахматы, никто не отреагировал, и тогда он, понимая, что шахматами здесь никого не заинтересуешь, обратился ко мне: «Ну, что молодой, (а мне было всего 19 лет), ты-то должен уметь играть, давай сыграем партейку». 

      Без особого интереса, зная в общем-то только правила игры, так как наблюдал за шахматными баталиями в училище, имея только самое смутное представление об этом скромном и тихом виде спорта - согласился. Игра началась, но закончилась очень быстро - на третьем ходу. Я удивился, не понимая, как можно так быстро проиграть. Но Алексей Анастасьевич посмотрел на меня, удивленного поражением, вернул последний матовый ход назад и развернул доску выигрышными фигурами ко мне, с предложением продолжить игру. Я с радостью и надеждой, считая, что этот проигрыш случайный, согласился, но через несколько ходов получаю непонятно как образовавшийся новый мат. Я оторопел: «Не может быть!». А он опять -  так ласково, с улыбкой: «Я возвращаю последний ход, а ты играешь моими выигрышными фигурами». Не веря в происходящее, я играю третью партию. И, о ужас, через несколько ходов, я получаю новый мат... Просто потрясенный, не понимая, как такое может быть, я отказываюсь от четвертого разгрома, и смущаясь под улыбки азартных доминошников, выскакиваю из кают- компании.

     Произошедшая шахматная экзекуция произвела на меня и весь наблюдавший за игрой экипаж оглушительное впечатление и поставила меня перед выбором, то ли проглотить горькую пилюлю насмешек, то ли принять вызов, повисший надо мной как дамоклов меч. С Петровских времен и по сей день существует жесткая, но мудрая традиция испытывать новых членов экипажа на стойкость, сообразительность и наличие чувство юмора.

     Весь экипаж оказался вовлеченным в эту игру, наблюдая как поведет себя новичок. Я это чувствовал и терпел. Это был для меня и вызов и шанс изучить неизвестную для меня область знаний, которая по общему признанию, относится к категории особо сложных. Нескольких дней я находился под впечатлением такого показательного разгрома и ловил на себе испытывающий взгляд капитана: «Ну как? Может сыграем?» Под разными предлогами я отказывался, но потом, не дающий мне покоя интерес и задетое самолюбие, подтолкнули меня к новому поединку. Результат оказался тот же, но уже не было той трагедии и досады, а был интерес, восхищение и всеобщее признание мастерства капитана.

     Следующие сеансы игры имели тот же результат. Но со временем разгром происходил уже на двадцатом, десятом ходу. Чудеса, которые я наблюдал на доске, меня поражали и восхищали своей и простотой, и замысловатостью, они будоражили моё воображение. Как такое может происходить? Как один продуманный, правильный ход приводит от неудачи к победе, и наоборот? Какая сложная взаимосвязь, какие спектакли, драмы и трагедии разыгрываются этими маленькими фигурками на крохотной шахматной доске! Поражения меня очень расстраивали, но запоминались, я их анализировал и они мне даже снились. Шахматами я заболел. Поединки с капитаном становились практически регулярными и  продолжались два наших рейса в Северную Атлантику. Со временем мне иногда удавалось свести партию вничью, что считалось  большим достижением.
Эта жесткая, но поучительная шахматная школа, этот тренинг на характер, за которым наблюдала  уже  вся  команда,  пройденная мной в самом начале моего жизненного пути,  научила мыслить изобретательно, упорно искать правильный выход из любых сложных ситуаций, перебирать в уме множество вариантов правильного решения проблем, испытывать радость и удовлетворение при удачных находках.

     Шахматная игра, в которой поиск правильного хода имеет сходство с творческим поиском поэта или писателя в подборе выразительного образа при описании сюжета. Этот урок и умение играть, прошли через всю мою жизнь, и где бы я не находился, всегда выкраивал время, чтобы сыграть партию, получить удовольствие от интересной и красивой шахматной игры и даже проигранной.

     Как впоследствии выяснилось, наш капитан Алексей Мухин, был опытным шахматистом, имел первый разряд, участвовал в Мурманских городских соревнованиях, но со свойственной ему скромностью, никогда об этом не рассказывал. А капитаном он был опытным, умел ловить рыбу, видимо поэтому наш траулер несколько лет, под эгидой ПИНРО (полярный институт морского рыбного хозяйства) занимался разведкой и поиском рыбных запасов Северной Атлантики для многочисленной флотилии Мурманского промыслового флота.

     Больше с Алексеем Анастасьевичем мы никогда в жизни не встречались, но добрая память о нем и умение играть в шахматы остались со мной навсегда, о чем вспоминаю с теплом и благодарностью.

__________________________________________________________________

Канадский бутерброд

   Редкая история произошла со мной во время обычного промыслового рейса на траулере «Пулонга» вблизи Атлантических берегов Канады.

   Был обычный для  зимнего периода пасмурный, штормовой день. Траулер рыскал в поисках скоплений сельди. Обстановка на капитанском мостике соответствующая – непрерывно работает эхолот, капитан неустанно анализирует показания приборов, слушает мнение бывалых рыбаков и опытного тралмейстера. Идет напряженное, коллективное обсуждение возможности удачного лова в настоящий момент. Команда в полной боевой готовности ожидает капитанского приказа начать траление обнаруженного косяка рыбы. Постоянно включенная радиосвязь, обеспечивает непрерывный обмен поисковой информацией по всей группе кораблей, ведущих промысел в этом районе. Идет рабочее селекторное совещание.

   Неожиданно, перебивая всех, в эфир врывается нервный голос капитана траулера Архангельского рыбакколхозсоюза. Он запрашивает возможность командировать на его борт механика-дизелиста со знанием английского языка и наличием загранпаспорта для захода на ремонт в ближайший порт Галифакс.  В эфире воцарилась полная тишина, все понимали, что такой запрос свидетельствует о серьезной аварийной ситуации на борту. Это почти SOS. 
   

     . Бегут напряженные минуты.  Эфир затих, наступила полная тишина. Кто-то не выдерживает: «Доложите обстановку, на настоящий момент, что происходит?» – запросил один из сотен слушавших капитанов. Прозвучал тревожный ответ:
«При движении во льдах погнул лопасть винта, произошел дисбаланс гребного вала, который разбил дейдвудную трубу. В машинное отделение поступает забортная вода, с трудом успеваем откачивать. До Галифакса 300 миль», – был лаконичный, малоутешительный ответ.

   Все кто услышал тревожный призыв,  напряженно  ищут возможность оказания помощи терпящему бедствие. Капитан нашего траулера Алексей Мухин, как опытный шахматист искал варианты решения сложной технической  задачи. Специалиста с достойным знанием языка ни у кого не находилось. Он нервно теребил микрофон переговорного устройства: «Что сказать? Чем помочь?»…

   Во время этой напряженной паузы каждый, кто слышал этот призыв о помощи, с горечью вспоминал свои безуспешные попытки формального метода изучения английского языка и в школе, и в училище. А те несколько часов, которые отводились этому предмету, без практики и даже надежды когда-либо применить это знание в жизни, давали нулевой результат. И я, стоя на капитанском мостике, слышал этот крик о помощи, и вспоминал, как в страхе затихал класс, ожидая грозную англичанку. С ужасом замирало сердце, от вида ползущей по журналу руки, выбирающей очередную жертву для допроса. От двойки в четверти меня спасла соседская студентка иняза, которая сначала помогла преодолеть страх, потом пробудила интерес к языку. В непринужденной обстановке обучение шло легко и с удовольствием. Ушла боязнь ведения разговора, а через месяц  чтение Moscow News стало удовольствием.

   Пауза затянулась, эфир молчал, решения не было.
Наш капитан, неожиданно прервал мои воспоминания. Обернувшись ко мне, с надеждой произнес: «Ну, что молодой специалист с красным дипломом, ты-то должен владеть английским». Я ответил просто и по уставу: «Владею, без словаря». Он тут же вышел в эфир и сказал, что есть молодой механик, только из училища, утверждает, что знает английский. «Годится», – радостно крикнул капитан траулера, идущего на ремонт в ближайший канадский порт.

   С большим трудом, под прикрытием большого судна, в штормовом море, меня переправили на шлюпке на терпящий бедствие траулер. Началась история ремонта корабля и проверка на выживание оставшегося для проведения ремонта экипажа. Но расскажу все по порядку.

   До порта мы шли малым ходом, постоянно откачивая всеми имеющимися средствами поступающую забортную воду. Диагностика специалистов завода показала, что дейдвудная труба разбита полностью, требуется большой капитальный ремонт, а корабль нужно ставить в сухой док. Для капитана это трагедия – расходы на ремонт колоссальные, за которые с него спросят сурово. А для команды – это возможность получить приличные командировочные, в связи с невозможностью проживания на корабле при отключаемых в доке электричестве, воде и других элементах жизнедеятельности. В таких случаях оплачивается проживание в гостинице, трехразовое питание, транспортные и иные командированные расходы. Вот это да-а… Это же огромные деньги. В головах членов экипажа появилось много меркантильных мыслей. Представилась редкая возможность попасть за рубеж да еще и заработать много денег.
   
   Капитан, впервые попавший за границу, обратился в местное отделение торгпредстава СССР за консультацией о возможных минимальных выплатах экипажу. Консулом была названа сумма ежесуточных выплат, при которой гарантировано не грозил перерасход валюты, строго контролируемой безжалостными циркулярами. И он, понимая свою вину за произошедшую аварию, опасаясь, что перерасход придется возмещать из своего кармана, разделил эту сумму на 5 и начал выдать каждому члену экипажа по одному доллару в сутки. Нам разочарование, а он перестраховался, ему хоть орден подавай.

   Как можно прокормиться в Канаде за один доллар в сутки никто не представлял, но кушать очень хотелось, и заработала на полную мощь, русская смекалка. Завтракать мы ходили в маленькое кафе недалеко от порта, там были самые дешевые во всей Северной Америке бутерброды, всего по 10 центов. Эти бутерброды были интересны тем, что бармен масло не намазывал на хлеб, как мы привыкли это делать на флоте, а втыкал нож в масло и резко выдергивал его обратно, а то, что прилипало к ножу, он наносил на небольшой кусочек хлеба и получался бутерброд с приятным привкусом сливочного масла.
   Чашечку кофе, нам как постоянным русским клиентам, он отдавал всего по 20 центов, а тремя бутербродами и чашечкой жидкого, не очень сладкого кофе, насытиться русскому матросу не удавалось. Я не выдерживал, брал еще пару бутербродов, а оставшиеся 30 центов начал откладывать на покупку подарка для сына - яркокрасной, сияющей хромом уникальной игрушки – коллекционной модели «Rolls-Royce» 1905 года. Таких еще не было в нашей стране и я как бывший судомоделист с интересом и восхищением рассматривал этот раритет.

   Это была мечта любого мальчишки, в ней в точности были воспроизведены все мельчайшие детальки легкового автомобиля. Это было чудо, которое поразило меня и каждый раз проходя мимо, я останавливался и сквозь витринное окно любовался этим совершенством. Суммы для покупки у меня явно не хватало, но за день до назначенного отхода, я предложил хозяину все, что смог накопить. Продавец, пожилой эмигрант из России, две недели наблюдавший за этой сценой, сочувственно посмотрел на меня и с понимающей улыбкой, не обсуждая стоимость, вручил мне этот сюрприз. Я хорошо помню радость и восхищение моего сына, который увидев это совершенство, навсегда влюбился в автомобили.

   По вечерам мы прогуливались по пустынным улицам города, а поздно вечером возвращались ночевать на корабль, и подключившись к осветительным фонарям дока, на обычной электроплитке варили макароны по-флотски из запасов тушенки и всего, что попадалось в провизионке.

   К счастью, в это время в порт вошел польский траулер «Слупья».  На нем соблюдался морской закон, разрешающий непрерывно находиться в море, без захода в порт, не более 108 суток. Получив для отдыха приличные подъемные, они жили на широкую ногу. На взятом в аренду автомобиле они ездили по городу, принимали гостей-эмигрантов. Постоянно звучала музыка, песни и визги местных красоток-полячек. Видя наши невеселые лица, по-дружески, при знакомстве задали только один вопрос: «Нет ли среди вас замполита?». Получив отрицательный ответ, сразу же пригласили нас на дружеский ужин. Те радушные приемы и сытные обеды я вспоминаю  с благодарностью.

   Вот так проходило наше докование. Канадские рабочие самостоятельно проводили все основные ремонтные работы, нас привлекать они не хотели, так как были заинтересованы в большОм объеме работ и не хотели терять свой заработок.

   Постоянно общаясь со специалистами завода, я проводил надзор за проведением работ судоремонтной верфи. Извлеченный гребной вал восстанавливали путем проточки и наплавки поврежденной поверхности, а затем, установив вал на корабль, провели регулировку соосности установленного вала с главным двигателем. Работа сложная и ответственная, но выполнялась быстро и качественно. Наши специалисты с интересом наблюдали организацию производственного процесса и сравнивали, как без такого высокоточного оборудования и без строжайшего соблюдения технологической дисциплины, Мурманские судоремонтники, имея несомненное преимущество в изобретательности, выполняют такую же работу не хуже. Правда, наши корабли стоят в ремонте намного дольше.

   Через две недели все ремонтно-восстановительные работы были закончены, корабль был спущен на воду, испытан и отправлен в море. Но на выходе из порта, опять произошел конфуз с нашим капитаном. На великих радостях он и старший механик, уничтожив весь капитанский запас алкоголя, дошли до невменяемого состояния. Старший механик был пьян в лежку, а капитан пытался выгнать из ходовой рубки прибывшего для безопасного сопровождения английского лоцмана. Капитана мы с трудом закрыли в каюте, и когда благополучно вышли на безопасный внешний рейд, лоцман с грустной улыбкой пожелал нам семь футов под килем и на своем юрком катерке возвратился в порт.

   Поэтому по возвращению на свой корабль и вопросы: «Как там у них в Канаде, как ремонт?» Я уклончиво отвечал: «Нормально». Так как за две недели работ по ремонту, переводам документации, общению с администрацией завода, после долгих разбирательств с бухгалтерией главка «Севрыба» я получил 40 рублей и 48 копеек сертификатами Внешпосылторга, что соответствовало примерно 40$, но составляло лишь четверть того, что получают моряки при «доковании», в случаях аналогичных нашему.

   Оригинальный метод расчета нашего пребывания в иностранном порту был для экипажа просто оскорбительным. Письменное обоснование этих расчетов я храню по сегодняшний день. Обещанную капитаном надбавку за работу переводчиком он забыл. К счастью, таких командиров в моей жизни больше никогда не было, а тот случай был не характерным для флотской жизни.

   Капитанское рвение (даже имени его я не помню) ему не помогло, и по прибытии в Архангельск он был разжалован и списан на берег, а дальнейшая его судьба мне не известна.

   Вот такая вышла грустная история.

______________________________________________________________

Мамин сюрприз

  Жизнь любого человека можно представить длинной кинолентой яркого художественного или короткого черно-белого документального фильма, который уже отснят и лежит на полке памяти. Но есть возможность пересмотреть пережитые сюжеты и оценить их с высоты приобретенного опыта и полученных результатов. Анализируя прошедшие события, можно научиться разумно и правильно оценивать себя, людей и весь предыдущий период жизни. Это может помочь избежать ошибок в будущем, и возможно, изменит в лучшую сторону, предстоящий отрезок жизненного пути.
 
   Яркие кадры этого сюжета – это события, которые мы вспоминаем с гордостью и радостью, или дорогие воспоминания о времени, когда на душе было светло и радостно. Это может быть и долгожданная детская игрушка, и школьный выпускной, успехи и достижения в труде или спорте, или события многосложной семейной жизни. А к числу неярких, относим вереницы насущных жизненных проблем, многолетние трудовые будни, оказавшиеся десятилетиями непрерывного труда, напоминающие движение курьерского поезда, несущего нас через всю сознательную жизнь к поставленной в юности цели.
  Одно из таких ярких событий, запомнившихся мне на всю жизнь, произошло в очередном промысловом рейсе. Наш рыболовный траулер находился на путине в Северной Атлантике в местах, согретых теплым Гольфстримом и богатом рыбными запасами – в районе Ньюфаундлендской банки. Стояла декабрьская штормовая погода, которая считается самой трудной для промысла. Часто приходится неделями «штормоваться», то есть двигаться строго носом на волну, так как лечь лагом, то есть бортом к волне опасно для любого судна, а для малого траулера это просто смертельно опасно.
 
   И вот, в один из таких напряженных штормовых будней, радист передает капитану телефонограмму с ближайшей плавбазы «Профессор Баранов» с требованием подойти и получить почтовый груз из Мурманска. Подойти к плавбазе в такую погоду небезопасно и практически невозможно, корабль бросает как щепку на океанской волне. Но богатый опыт и матросская смекалка нашла очень простое решение этой сложной и казалось невыполнимой задачи: почтовую посылку упаковать в полиэтиленовый мешок, забондарить в селедочную бочку и бросить в море. Потом, изрядно покувыркавшись на пляшущих волнах, баграми бочку подцепить и вытащить на палубу траулера. На плавбазе идею одобрили и они легко выполнили свою часть задачи.
   
   Предстояло самое трудное – как теперь ее выловить, ведь бочка летала по верхушкам волн как мяч на футбольном поле, да и траулер швыряло не меньше. При неудачном сближении, ее с размаху расшибет в дребезги, и прощай ценный груз. Но мастерство есть мастерство, его нельзя растерять или утопить. Через несколько часов этого циркового представления, при очередной попытке подцепить транспортировочный трос, это удалось и литерный штормовой груз был подхвачен и доставлен на палубу.

   Когда бочку открыли, там, на удивлении всей команды, оказалась скромная фанерная посылка на имя третьего механика Несмеянова Вячеслава, с жирной припиской химическим карандашом в правом верхнем углу «ОСОБО ЦЕННАЯ», с объявленной стоимостью 100 рублей (при курсе доллара в то время – 96 копеек). Видимо из-за этой короткой приписки, почтовое ведомство отнесло это отправление к особой категории доставки, что требовало неукоснительного исполнения правил о вручении.
 

   Капитан, возглавлявший эту цирковую эквилибристику, с недоумением смотрел на необычный груз: «Личные посылки почта СССР в штормовую Атлантику не доставляет». Это что-то из ряда вон выходящее, или должно быть архиважное.
   
   Но, как и положено, капитан посылку мне вручил, но в воздухе повис многозначительный вопрос: «Что это значит?»…
   Всем знакомо чувство нетерпения, с которым вскрываются долгожданные письма или армейские отправления, а получение посылки на краю света – такого даже в сказках не бывает. Гвозди поддавались плохо, а может от волнения руки подводили, но когда крышка с треском отлетела, все с недоумением долго смотрели… на крупные, черные семечки с Украины…
 
   Я испытал странное чувство удивления и непонимания, как можно было придумать отправить такой груз на другой конец земного шара в штормовую Атлантику, с вручением точно в день моего рождения. Произошедшее было выше моего понимания, но это были расчеты моей матери и небесной канцелярии. Но интуиция мне подсказывала, что-то тут не так, что-то это значит…

   Разгадка оказалась необычной и очень радостной – под верхним небольшим слоем я ощутил и извлек бутылку армянского коньяка. Даже палуба вздрогнула от мощного «Ура». Все поняли – празднику быть. Но, когда моя взволнованная рука извлекла из ящика вторую бутылку «Арарата», в воздухе запахло достойным праздником. После извлечения из волшебного ларчика третьей  бутылки золотого, терпкого – команда была готова качать двадцатитрехлетнего именинника. Но зачем же качать, когда нас всех, безостановочно, колыхало уже четвертый месяц!  Суровый штормовой день быстро превратился в яркий и незабываемый праздник для просоленной рыбацкой души.

   В моей памяти и всего экипажа, это удивительное и курьезное событие сохранилось на долгие годы и дежурной стала шутка о необходимости чаще ловить такие бочки с неожиданными сюрпризами.
 
   И вот теперь, когда прошло очень много лет от того забавного события, когда уже нет в живых моей матери, я с грустью и нежностью вспоминаю ее заботу и изобретательность. За много месяцев до моего дня рождения она продумала и нашла возможность поздравить, порадовать и мысленно благословить своего сына, блуждающего по бескрайним океанским просторам за романтической мечтой своего детства, а также доставить небольшую радость всему экипажу траулера в трудном шестимесячном рейсе.

_____________________________________________________________

Иткол

   Продолжительный, шестимесячный рейс в составе малочисленного экипажа, накладывает на первый взгляд незаметный отпечаток на мировоззрение и круг интересов любого человека, но моряки, долгие годы работающие вдали от дома и городской жизни, лишаются многих привычек и опыта, необходимого для повседневной жизни на берегу. Превратившись в опытных специалистов морского дела, они лишаются бытовой практичности и становятся людьми особого склада, отличаясь широтой души и щедростью, сформированной морской мерой ценностей и особому, свойственному только им, взгляду на жизнь.

   Возвращение из длительного рейса, это долгожданное и радостное событие, но после длительной разлуки это и сильное переживание, иногда и со слезою на глазах. Вид городских улиц, домов, зелёных листьев на деревьях и других привычных окружающих нас предметов, вызывает повышенный интерес и радость. Начинаешь смотреть обновлённым взглядом на хорошо знакомые предметы и чувствовать интерес к этим обыденным вещам. Свежий взгляд, замечает детали, на которые раньше не обращал внимания. Встречая давних знакомых людей, смотришь на них немного иным, более дружелюбным взглядом. Восстанавливаешь привычку двигаться ровной походкой, без опасения резкого крена палубы и неожиданного соскальзывания обеденной тарелки с супом на пол, а иногда и на себя. На корабле, ползающие шахматы удерживают гвоздики в основании фигуры и отверстия на шахматной доске. Первую неделю все предметы не просто ставишь на место, а обязательно крепишь или фиксируешь от падения, потому что это уже крепко вошло в привычку.

   Поступки и действия обретают радостное чувство уверенности от величины полученной многомесячной зарплаты – это добавляет решительность, раздвигает границы возможностей и кружит голову. Но не долог межрейсовый отдых и надо торопиться, чтобы исполнить множество запланированных еще в рейсе мероприятий, но и позволить себе полноценный отдых, компенсируя аскетизм долгого пребывания в море.

   Первое, что я хотел осуществить – это уехать или улететь куда-нибудь, чтобы сменить привычную обстановку. Сказано – сделано. А когда есть надежный друг, то такое, даже короткое путешествие превращается в прекрасный отдых, неделя которого заряжает на предстоящий длительный рейс. Молодеческая удаль не затрудняет себя долгими размышлениями и  планированием, поэтому, взяв на удачу, билет на ближайший рейс на юг, мы уже с высоты борта самолета смотрели на крохотный Кольский залив, к которому еще вчера шли полным ходом, возвращаясь из рейса.

   Через несколько часов полета судьба забросила нас в прекрасный город Минеральные Воды, где большая часть населения, к нашему удивлению, ходила по городу с лыжами на плече. Они выстраивались в длинные очереди на автобусы, идущие к горнолыжным склоном, и оказалась что у этого редкого вида спорта, есть тысячи страстных поклонников, причём их гораздо больше, чем мест в поездах, автобусах и гостиницах.

   Нас эти проблемы не испугали, даже наоборот – проявился повышенный интерес, что это за увлечение, и кто они такие - эти весёлые, красивые и загорелые люди, которые по вечерам пьют глинтвейн и под гитару поют романтические песни. Даже голова пошла кругом, от непривычной для нас экзотики. Неожиданная идея поехать в горнолыжный центр Иткол, сначала показалась нереальной иллюзией. Но дерзкие планы, вопреки здравому смыслу, иногда чудесным образом сбываются. Через несколько часов тряски в автобусе, полет фантазии превратился в реальность, и за очень хорошую плату, нашёлся, в разгар февральского лыжного сезона, отдельный двухместный номер, что было мечтой, вдруг ставшей явью.


   Из окна гостиничного номера мы любовались видами заснеженных горных вершин, яркими красками вечно зелёного хвойного леса и шумящую неподалеку горную речку Баксан. На контрасте с нашей полярной ночью, эти картины производили особо сильное впечатление. Всюду были видны лыжники в ярких спортивных костюмах, блистала их специальная лыжная экипировка, окружающий мир переполняла атмосфера праздника и спорта.

   В такой беззаботной обстановке мы совершали пешие походы на живописной природе, осматривали местные достопримечательности. В воздухе чувствовался запах приближающейся весны, на южных склонах жарко припекало солнце. Смельчаки, катаясь на лыжах, раздевались по пояс и загорали в первых весенних лучах. Вечера мы проводили в уютном гостиничном кафе, где собиралась вся горнолыжная братия страны, для общения и обмена опытом.

   Однажды за нашим столиком оказался красавец-блондин, с трудом говоривший на русском языке. Немногословный, подчеркнуто вежливый в общением с окружающими. При знакомстве, он представился – Инт Иварович, из Риги. Мы были рады новому знакомству, и с чисто русской щедростью угощали его всем, что было в баре. Его ответное угощение коктейлем «Кровавая Мэри» было явным перебором, но в тот момент мы этого не осознавали, казалось что, если нам море по колено, то уж эти горы и подавно. Общение в такой обстановке заканчивается одинаково – все договариваются завтра опять встретиться на горе, то есть на вершине  склона для лыжного катания, общения и обретения экзотического горного загара, на фоне великолепных видов Приэльбрусья. И мы, потеряв чувство реальности, сделали тоже - договорились встретиться завтра в 10 часов утра возле подъемника, для  поддержания дружеских отношений и совместного катания.

   А поутру они проснулись…

   Утром мы почувствовали, что напрасно так смело решились идти на вершину этого склона, даже не соизмерив свои возможности с крутизной склона. Мой друг Анатолий, после завтрака, трезво взвесив свои возможности и последствия – категорически отказался взбираться на эту гору. Я вспомнил, что когда-то обучался катанию на горных лыжах в Карпатах, и устыдясь своих бодрых обещаний непременно встретиться на лыжном склоне, собрал лыжную экипировку и направился в сторону подъёмника. Увидев длинную очередь,  обрадовался, что можно под благовидным предлогом, избежать трату времени на поездку, на приведший меня в смятение своей крутизной, склон. Я уже повернул назад, в уютную гостиницу, но тут появился идущий мне навстречу, широко улыбаясь и радуясь нашей встрече Инт Иварович.

   Местные кабардинцы, работники подъемника, его, известного спортсмена и давнего знакомого, и меня вместе с ним, вне очереди везут на канатке вверх. По мере подъема мне становилось понятно, что этот склон намного сложней, чем те Карпатские горки, на которых проходило мое обучение. Но подъёмник, равномерно постукивая на опорах, неотвратимо приближался к вожделенной вершине. Под нами проплывали остроконечные вершины, которые мы почти цепляли ногами и глубокие мрачные расшелины, от вида которых замирало сердце.

   Справа над нами нависал ослепительно белый, могучий Эльбрус. Необычный пейзаж вызывал удивление и восторг, и еще на подъезде к смотровой и стартовой площадкам андреналин зашкаливал. Среди прибывших на склон лыжников царило всеобщее чувство эйфории. Мне казалось, что все кто здесь находятся, это хорошо знакомые люди, которые радостно здороваются друг с другом, как добрые друзья. То ли так действует высота, то ли это атрибут этого вида спорта, но и мы испытали головокружительное чувство горнолыжного братства.

   Под приветственные возгласы друзей Инта, мы экипировались, пристегнули лыжи и замерли, глядя с такой высоты на фантастические виды Кавказских гор и микроскопические человеческие фигурки, перемещающиеся где-то там, очень далеко, внизу. Инт, предвкушая предстоящий спуск – улыбался. А у меня, от увиденного крутого склона, как от первого прыжка с парашютом, замирало сердце. Но сказать нет и отказаться от спуска, мне уже не позволяла ложная гордость и одобрительные взгляды шумной компании. «Ну, что поехали?», радостно крикнул Инт и вежливо предложил мне ехать первому, чтобы ему, хорошо знающему этот склон, был виден пробный спуск его нового друга. И вот этот друг, то есть я, лихо оттолкнувшись палками, поехал…

   Скорость при прямом спуске набралось очень быстро и первый слаломный поворот мне ещё с трудом удался, но на втором, возросшая скорость не позволила мне совершить вираж и погасить скорость. Дальше всё пошло как у волка в мультике «Ну, погоди». Сначала я зарылся головой в снег, потом начался процесс, не знаю как его называют спортсмены, а по-простому, это голова - ноги, голова - ноги. Снег залепил мне глаза и всё лицо. Я уже не представлял куда качусь кубарем, но чувствовал, что ни руками, ни ногами затормозить и остановиться не могу и ползу по крутому склону, а потеряв ориентацию, не представлял куда.

   Так я полз довольно долго, склон был крутой, а по краям, готовя гоночную трассу, снег счистили ближе к краю, в сторону крутых лесистых склонов, образовав высокий снеговой вал, выполняющий функцию защиты и заградительных сооружений. Скользя по склону, я чувствовал страх и боль, так как лыжи не отстегнулись и только заплетали мне ноги. Это отдавалось пронзительной болью. Когда я почувствовал, что наконец остановился, не представляя где и как, я испытал чувство страха и боли и необъяснимое чувство, что это конец. Конец всего - и горного спуска и безумного трюка. Все попытки встать, причиняли сильную боль и вновь вызывали медленное сползания в неизвестном направлении.

   Долго я лежал неподвижно, боясь пошевелиться и продОлжить сползание куда-то в неизвестность. Тело сковывал холод, я испытывал дрожь во всём теле. Стояла абсолютно тишина, видимо я далеко улетел от многолюдного склона. Начало подступать отчаяние и тут, как с небес, я услышал спасительный голос подъехавшего ко мне Инта: «Ты живой?». Скорей всего, ответить я не мог. Только почувствовал, как он начал отстегивать мои лыжи и освобождать заплетенные лыжами ноги. Главный вопрос - не переломаны ли кости? Боль была сильная, но не такая пронзительная как при переломах. Встать самостоятельно я не мог. Он взял меня на руки и осторожно поставил в глубокий снег, очистил залепивший глаза снег, и помогая как мог, повел к подъемнику для спуска вниз.

   Только там, немного придя в себя от пережитого, я смог начать говорить и обсуждать случившееся. Я находился в шоковом состоянии, а моему другу, спортсмену-горнолыжнику было неловко за то, что он, знаток лыж и гор, так неразумно отнесся к начинающему любителю острых ощущений. Единственное, что он произнес: «Я не думал, что ты совершенно не умеешь».

   Вернувшись в гостиницу, я согрелся горячим глинтвейном, а измученный и потрясенный, уснул богатырским сном. Спал почти целые сутки. А проснувшись, я испытал чувство глубокой досады, мысленно представляя картину своего спуска, и горько пожалел о совершенном безрассудном поступке, только чудом избежав трагедии, отделавшись только множеством ушибов, синяков и ссадин.
   Я тяжело переживал поучительный урок, который стоил мне так дорого, но научил так доходчиво.

   Благополучно пережив передрягу под названием «культурный межрейсовый отдых», мы возвратились в Заполярный Мурман и вновь ушли в очередной рейс. Забрав с собой  все горькие и радостные переживания, мы вновь расстались с нашими близкими и друзьями и успевшую надоесть толчею шумных городов и переполненные поезда и самолеты. Хотелось вернуться в привычную среду обитания – стихию океанского простора и привычного рыбацкого труда. Теперь нам будут только сниться и прозрачный горный воздух, и заснеженные вершины, и зеленые леса. Там, вдали от всех земных проблем, мы будем вновь вести неторопливый отсчет неделям и месяцам до следующей встречи с долгожданными земными радостями, ценить которые меня научило море.

______________________________________________________

Художник

   Случай о котором я хочу рассказать, не казался мне тогда  уникальным или выдающимся. В то время этот эпизод воспринимался просто как редкий в морской среде, без понимания всего драматизма и неординарности судьбы русского человека, испытавшего и суму, и тюрьму и глубину граненого стакана, имевшего полет  фантазии, и способность так мастерски перенести его на художественные  полотна.

   В море, не смотря на напряженный ритм работы и плотный  график жизни, расписанный как военный устав, есть возможность более близкого общения, к чему располагает многомесячное непрерывное общение ограниченного круга лиц, и обстановка полного доверия. В море невозможно  жить и работать вполсилы, нельзя хитрить и прятаться за спины других, там поступки называют своими именами и сразу воздают по достоинству, несмотря на чины и заслуги.
 
   Историю, не уступающую по драматизму шекспировской трагедии, в течение длительного полугодового рейса, я с интересом слушал и впитывал как губка, рассказ-исповедь нашего судового радиста, с которым волей случая, мы познакомились ближе. Возник обоюдный интерес двух совершенно разных людей, представителей разных поколений, разделенных сорока годами различия возраста и жизненного опыта. Произошло доверительное общение, при котором мне, молодому двадцатилетнему человеку, было интересно слушать этот увлекательный и поучительный рассказ. Потом я часто вспоминал яркие эпизоды этого повествования, а спустя полвека, решил изложить в рассказе.

   Вначале, на нашего судового радиста Михаила Павловича, я не обратил особого внимания, он всегда тихо и как-то  незаметно появлялся в кают-компании только на завтрак, обед и ужин. Остальное время он непрерывно проводил в радиорубке, принимая промысловые сводки, служебную информацию и круглосуточно гуляя по волнам радиоэфира. Своим негромким вологодским окающим голосом он кратко, но четко, словно взвешивая каждое слово, только изредка участвовал в возникающих разговорах, словом был типичным молчуном или просто осторожным в словах.

   Небольшого роста, щуплый, с лицом испещренным оспой, всем своим видом он не производил впечатления бывалого морского волка, хотя за многие годы исходил все глухие закоулки Баренцева и Белого морей, избороздил все Арктическое побережье Мурмана.

   Участвовал в Великой Отечественной войне. Испытал ужасы немецкого плена, а возвратившись домой, оттрубил «десятку» по 58-й статье «Измена Родине». Чудом остался жив в 40 градусных,  многочасовых  построениях на выживание в Колымских лагерях. По возвращении в Архангельскую Соломбалу подружился, а потом и вовсе побратался с Бахусом (богом вина и виноделия), и только дождавшаяся его жена, спасая от неминуемой гибели, нашла выход, из казалось безнадежной ситуации. Она помогла устроить Михаила на работу по его прежней военной специальности радиста на рыболовный траулер, подолгу ходивший  в моря и где нет никакой возможности общаться с алкоголем.

   По приходу в порт, она встречала его на причале и прямо с корабля увозила в деревню, или на острова в Белом море, где он вдали от соблазнов и друзей-выпивох, под строгим контролем, проводил межрейсовое время отдыха и творчества. Писал много, но только до тех пор пока не прикоснется к алкоголю, потом его удержать было невозможно, пил не зная меры, до беспамятства.
   Если она не успевала его встретить возле трапа корабля, то они встречались только через 15 отрезвляющих суток и под конвоем жены или детей он следовал в принудительный, поднадзорный отпуск.
   Все это небольшими порциями, он рассказывал мне после возникшего общения в следствии необычных обстоятельств.

   Однажды, зайдя в радиорубку, с надеждой на долгожданную радиограмму от близких людей, я увидел торчащие из-за рундука торцы картинных рам, плотно составленных вдоль боковой переборки. Я попросил его разрешения посмотреть необычные для корабля предметы. Это были не простые любительские картинки, а настоящие пейзажные полотна, примерно метр на полтора. На них были изображены, в основном, северные русские пейзажи и портреты. Я удивился, неужели такой невзрачный на первый взгляд, Архангельский мужичек, интересуется пейзажной живописью, расходуя на это немалые деньги. А когда я спросил почему они здесь, на этом старом, утлом суденышке, он скромно ответил: «Это мои работы». А я понял, что он их купил и теперь они его. «Нет, я их не купил, я езжу на родное мне поморское побережье и там, во время отпуска, пишу эти картины».

   Степень моего удивления трудно выразить словами, увидев в скромном и простом на вид человеке талант художника. «Если бы Вы посещали выставки изобразительного искусства в Мурманске, вы бы могли видеть мои работы», резюмировал он.

   Это открытие стало для меня ярким событием и произвело сильное впечатление. С проявившимся интересом, через несколько дней, я зашел в радиорубку, и начал высказывать свое мнение об изобразительном искусстве. Михаил Павлович долго, со снисходительной улыбкой, слушал эти рассуждения, а потом коротко сказал, как отрезал: «Ты не умничай, а возьми и нарисуй этот стакан», который с недопитым чаем стоял у него на столе. Я удивился неожиданному предложению и с легкостью приступил к делу. После, выполнения, как мне показалось, несложного наброска, я протянул ему рисунок и услышал вопрос:

– Я что тебя просил нарисовать?

– Стакан.

– А ты что нарисовал?

– Стакан.

– Он у тебя не стеклянный, а железобетонный. Я просил нарисовать прозрачный, стеклянный стакан.
   
   А вот на это мне потребовался уже не один день, он не получался стеклянным. И когда через месяц моего упорного труда он произнес: «Он у тебя из плохого силикатного стекла, а нужно из благородного, свинцовистого, чтобы был и блеск и прозрачность». Своим художественным видением окружающего мира он меня удивил, а оценкой удовлетворительно - обнадежил.
   
   Следующий урок был намного сложнее. Глядя на мою руку, лежащую на столе, он сказал: «Вот возьми и нарисуй». Варианты рисунка он браковал, и на десятом варианте, с грустной улыбкой наблюдая за моим  упорством и безуспешными  попытками, сказал: «Не зная анатомии, не зная, из какого количества  косточек состоит кисть руки человека, ты не сможешь сделать даже правильный эскиз, а уж ни портрет, ни человеческую фигуру, нельзя нарисовать, не зная анатомии. И дал мне для изучения книгу «Рисунок ...» (автора не помню). И начались мои труды по изучению  законов распределения света и тени, правил построения перспективы, пропорций человеческого лица и тела и других тонкостей рисования. За все мои эскизы он выставлял одну оценку – неудовлетворительно. То ли он был строгим педагогом, то ли я оказался бесталанным рисовальщиком.
   
   С тех пор я совсем по-иному стал смотреть на картины, увидел и смог оценить громадный труд и  талант художников, которые могут так точно отобразить и грозную многофигурную баталию, и удивительную женскую улыбку, и озорную искорку в детских глазах. А удивительное полотно Васнецова «После побоища Игоря Святославовича с половцами» с поверженными воинами, лежащими на поле брани, изображенных в изометрической проекции, мне до сих пор кажется непостижимым мастерством.

   История жизни этого надломленного судьбой человека, стала примером безвестного существования в глуши поморского селения талантливого художника-самородка, напомнив судьбу некрасовского мужика, описанного в гениальной поэме.

   Мое многолетнее общение во флотской среде крайнего севера, привело меня к мысли о том, что те экстремальные условия, в которых живет и работает Заполярье, расслаивает всех людей, и особенно моряков, на три основные группы – неординарных личностей, обычных, нормальных людей и опустившихся изгоев. Эти различия намного заметнее в суровых северных условиях работы и быта. В других местах обитания эти различия сглаживаются, нивелирутся, приспособленчеством и отсутствием постоянного северного экстрима, а в Арктике все обостренно, все сложней и жестче – на величину полярного коэффициента 2, который по достоинству оценивает удвоенную сложность полярного быта и труда.

_____________________________________________________

Ремонт на Абрам-Мысе

               
        Нет ничего тоскливее для моряка, чем длительная стоянка у причала судоремонтного завода в зимнем сумраке полярной ночи. Еще вчера наш корабль был живой и мощный механизм, стремительно идущий домой в родной порт приписки - МурмАнск. А через пару дней, еще не закончив празднование прихода и коротко отчитавшись руководству за прошедший рейс, мы стоим пришвартованные к причальной стенке ремзавода. Так требует регламент технического обслуживания и ремонта.
    
     С упавшим настроением наблюдаем грустную картину разборки и демонтажа всего, что еще вчера работало и существовало вместе с нами в едином напряженном ритме. График проведения всех работ представлял длинную, безрадостную картинку и заканчивался где-то в двухмесячной дали, отчего было тоскливо вдвойне. Теперь предстояли месяцы жизни в холоде, голоде (камбуз был отключен) и непривычном для экипажа беспорядке разобранного оборудования. Нарушен четкий, как часы, уклад корабельной жизни.
          
      Полярная стужа плотным туманом окутала незамерзающий Кольский залив и нашу судоверфь, находящуюся на самом отшибе города, на противоположной стороне гавани. Небольшой рабочий поселок барачного типа был плохо обустроен и не имел надежного транспортного сообщения с городом. Лишь изредка курсировал старенький катерок, перевозивший рабочих и редких пассажиров. Удивительным было и странное для поморья название этого места. По легенде, оно произошло от жившего здесь в 16 веке святого Авраамия, и этот кусочек земли назвали Абрам-Мысом. Добраться в многолюдный город-порт к забытым земным радостям можно только этим паромным катером. Теплые воды залива, прогретые Гольфстримом, в сильные морозы парили так, что судоходство прекращалось и нам приходилось жить как на заброшенном острове. Во время редких поездок приходилось строго контролировать время, чтобы не опоздать к последнему вечернему рейсу, иначе ночевать придется на вокзале. Поселиться в городской гостинице всегда было большой проблемой.
       
           Налетевшая стая ремонтников превратила двигатели и сложные механизмы в груду демонтированных деталей, которые неизвестно когда вновь станут работоспособными. Энергообеспечение производил питающий электрокабель, мощности которого хватало только на освещение и минимальный обогрев в нескольких каютах. Остальное было замерзшим и перепачканым чумазыми рабочими ремонтных бригад. Работы шли медленно и зависели от многих непонятных для нас причин. После получения зарплаты вдруг случался некомплект рабочих в ремонтной бригаде, а когда им удавалось собраться в полном составе, случался простой в механическом цехе завода. Существовало множество других «уважительных» причин, служивших основанием для изменения сроков окончания работ.
         
     Глядя на такую чехарду, экипаж пребывал в томительном ожидании, когда же это все закончится, чтобы оторваться от надоевшей ремонтной стенки и как можно скорей выйти в море. Мне, молодому специалисту, недавно прибывшему на борт этого траулера, не имевшего ни семьи, ни жилья в городе, приходилось большую часть времени проводить на этой, как говорят на флоте, замерзающей «коробке». Единственным развлечением во время вялотекущего ремонта, среди унылой полярной ночи, являлось чтение книг. Это было спасением от тоски и медленного привыкания к порочной практике согревания увеселительными напитками.
      
     Однажды, читая охотничьи рассказы Остапа Вишни, я не мог сдержать смех от забавных приключений известного мастера охотничьего искусства, к тому же великого фантазера и юмориста. Книга была на украинском языке. Мои школьные годы прошли на Украине, поэтому я с удовольствием мог читать на этом красивом, похожим на итальянский, певучем языке. В полной тишине, наступившей в обеденный перерыв, смех гулко разносился в пустых, холодных помещениях. Такие звуки давно не звучали на притихшем, обреченном на долгий ремонт сУдне. Первым не выдержал и заинтересовался происходящим бригадир слесарей со смешной фамилией Сковорода. Огромный, добродушный детина, мастер своего дела и крепкого словца, был непререкаемым авторитетом среди рабочих. Он скромно постучал в дверь моей каюты и попросил разрешения войти. Увидев, что я читаю и продолжаю улыбаться, произнес:
«До конца перерыва есть время, почитай вслух. Посмеемся вместе».

      Его поразил мелодичный и очень выразительный украинский язык. Слово «полювання», он понял без перевода, это значит охота в полях, а слово «мыслывець» воспринял как человек-мыслящий, занимающийся охотой. Его поразило совпадение звучания многих слов и их смысла. Острота и юмор читаемого сюжета заключались в том, что дружная компания, хорошо знающая правила и повадки матерого волка, то есть «волчатники», закончили охоту тем, что только на второй день гона, расстреляв все патроны, они смогли уложить коварного зверюгу. А после того как отгремели последние залпы канонады, и каждый стрелок пытался доказать, что именно его выстрел был решающим, из крайней сельской хаты выбежала перепуганная девочка и закричала:
«Ой, тату, нашу суку вбылы».
Авторское описание было произведено в стиле рассказов деда Щукаря.

         Рассказ развеселил Николая, и он сквозь смех сказал:
«Представляю, сколько они выпили, если дворнягу не смогли отличить от волка. Ну, насмешил. Почитай еще».

    На раскатистый смех бригадира стали подтягиваться и остальные ремонтники. Следующий рассказ оказался еще смешней, и теперь уже хохотали все заводские рабочие и члены экипажа. Заразительный смех раздавался и в коридоре и кают-компании. Об окончании обеденного перерыва все забыли, и чтение охотничьих историй продолжалось. Через пару часов этого заразительного смеха ушла печаль, что и сегодня не поступили из ремонта долгожданные поршнЯ главного двигателя. Веселое чтение продолжилось, все хотели дослушать очередную байку до конца. Рабочий день закончили позже обычного, и к проходной завода команда шла с улыбками на лицах.
       
     На следующий день старший механик пошел к руководству завода выяснять причину задержки изготовления ремкомплекта главного двигателя. Время томительного ожидания бригадир предложил заполнить ярким украинским юмором. Опять веселые улыбки перешли в дружный смех и потом превратились в заразительный, безудержный хохот. Праздник смеха продолжался вплоть до прибытия необходимых для ремонта деталей. До конца рабочего дня оставалось пару часов, вроде бы и не стоило начинать трудоемкий процесс сборки двигателя, но настроение у всех было приподнятое, и без лишних обсуждений все дружно принялись за работу. Изредка кто-то произносил запомнившуюся смешную фразу, и новый взрыв смеха сопровождал сложную работу.
       
     Рассказ затронул больной для бригады вопрос. Автор сумел образным языком показать слушателям всю нелепость происходящего под воздействием алкоголя - как на охоте, так и в жизни. Бригадир тоже припомнил несколько бытовых историй не менее курьезных, чем написанные сатириком. Но его воспоминания были скорее грустными, чем веселыми. Всеобщему осуждению был подвергнут девиз «С утра не выпил, день пропал». На производстве этот девиз не раз являлся причиной проблем и неприятностей. К этому разговору «по душам» присоединился наш второй механик. Он в подробностях описал свое чудесное спасение с тонущего в холодных водах Атлантики траулера «Владимир Маяковский». Еще будучи в сознании, он успел обвязать себя длинным фалом, а позже, уже без признаков жизни, благодаря этому линю его смогли поднять на борт подошедшего на сигнал «SOS» промыслового судна. Но он выжил, и как живой свидетель трагедии, эмоционально рассказал о произошедшем. Его рассказ произвел большое впечатление на всех присутствующих, став поучительным примером из морской жизни. А причины, как всегда, были банально просты – после выхода из ремонта на борту постоянно происходили поломки оборудования, и как следствие -  возникший пожар привел к гибели корабля, а так же многих членов экипажа.
    
     После такого разговора и чтения внешне веселых, развлекательных рассказов, произошла удивительная метаморфоза, изменившая характер напряженных отношений между экипажем и бригадой. Исчезла прежняя разобщенность, появилось уважение к герою и наладилось взаимопонимание. Изменившиеся отношения между людьми, существенно повлияли на отношение к работе, от качества которой зависела безопасность экипажа в море. Видимо, это явилось толчком к переменам в сознании бригады.
         
     Удивительно, как изменившийся настрой бригады отразился на выполнении трудоемких и ответственных работах – качественно выполнена шлифовка поршней, успешно произведена их сборка и установка, без обычных сложностей и неувязок. Вместо положенных семи дней - сборку, наладку и пуск двигателя произвели в рекордные четыре дня. В такой атмосфере проходило завершение трудоемких сварочных работ, что способствовало досрочному выполнению всего объема заводского ремонта. И что бывает крайне редко - за пару дней удалось сдать все отремонтированные объекты представителю Регистра СССР без замечаний к качеству работ.

   В дальнейшем изменился характер и стиль работы бригады Сковороды. Во время прохождения очередного ремонта на Абрам-мысе, мы с интересом узнали, что, претерпев незначительные изменения, бригада перешла из разряда проблемных и отстающих в категорию передовых.
          
    Ну вот и вся «смешная» история. Через несколько дней, благополучно пережив стихийное бедствие под названием «зимний ремонт на Абрам-Мысе», без привычных заводских недоделок, мы опять ушли в Северную Атлантику.

________________________________________________________

Честное слово

   На берегу живешь делами, а в море – работой и памятью. В длительном плавании живешь воспоминаниями о родителях, друзьях и прошедших событиях, и немного идеализируешь то, что оставлено на берегу. Возвращаясь из дальнего плавания, смотришь на окружающий мир глазами прибывшего гостя, радуясь или удивляясь увиденным изменениям. Во время непродолжительного отпуска,  меня как магнитом, тянуло к друзьям, их веселой студенческой компании и новым впечатлениям, которых лишен, находясь вдали от активной общественной жизни. В разговорах и поступках нашей школьной компании появилось много «повзрослевших» тем и увлечений. Круг интересов значительно расширился, но целеустремленность и трудолюбие уже приносила свои первые результаты. Один из нас стал мастером спорта, другой увлекся математикой, третий успел побывать в Антарктике. Взрослея, друзья детства обычно удаляются друг от друга, но наша дружба только крепла. По-прежнему было много общих интересов, но появились и новые – водные лыжи, мотоциклы и робкие фантазии об автомобилях. Возникла идея закончить  курсы в автошколе и получить водительские права. Нашего главного придумщика и неугомонного фантазера, студента-физика, осенила гениальная идея о том, что можно экстерном, за пару дней и всего за 5 рублей, сдать правила дорожного движения и практическую езду. Эта идея завладела умами,  жаждущих приключений непосед. Для студента, выучить полсотни вопросов за ночь, не представляет большого труда. А вождению они обучились в колхозе на уборке урожая, перевозя зерно в ночной смене, вместо задремавшего шофера. Мне уроки вождения давал сосед по дому за помощь в ремонте его старенького «Москвича».
 

     Двоим из нас, это удалось с третьей попытки, и вот она, заветная «корочка». До осуществления мечты сделан первый шаг. Осталось только записаться в очередь на получение автомобиля и начать копить деньги. В общегородском списке очередников оказались десятки тысяч человек, а в год поступало 10 или 15 легковушек. Физик-теоретик быстро разделил одно на другое и крепко призадумался. Сравнив полученный результат с нашими физическими возможностями, получилась сотня жизней. Результат огорчил своей безнадежностью. Опять нужно думать и что-то изобретать.

      Мимо проходил счастливый случай и он сообщил, что в комиссионный автомагазин перед самым его закрытием, поступил подержанный автомобиль ВАЗ-2101. Тогда он еще не назывался «копейка». Тогда это была мечта, осуществить которую могло только чудо.   Жесткое условие магазина заключалось в том, что внести деньги нужно завтра в момент открытия. Только тогда есть шанс его получить. Что тут началось, могу определить как тотальная мобилизация финансовых возможностей всех ближних и дальних родственников и друзей. На такие долги я пошел как на амбразуру – без страха и упрека со стороны родителей. И вот – белоснежная красавица, словно царская карета, стоит во дворе моего дома. Друзья с восхищением смотрели на это итальянское чудо, от души радуясь счастливому случаю и удачной покупке. Мнение было единогласным, если перебрать мотор и отремонтировать подвеску – это будет сказка на колесах. Но это сущие пустяки – главное, что она есть и она на ходу.
 

      В течение нескольких дней, у меня вдруг появилось множество неотложных дел. Кого-то нужно срочно везти на дачу, а кого-то уже давно пора везти обратно. Но я с большим удовольствием это делал, так как только друг выручает друга, а долг платежом красен.
   Всем моим друзьям и знакомым стало понятно, что с машиной жить намного удобней. Теперь поездки за город на электричке заменились на удобные «выездки» с раскладным столиком и иным туристским снаряжением. Все признали, что так ездить, намного интересней.
   

      В период этой радостной эйфории, в одной из моих загородных поездок, произошел такой случай. Среди  бескрайних колхозных просторов, предвкушая загородную рыбалку и отдых, я остановился на краю кукурузного поля. Не видя ничего предосудительного и ущербного для обильного урожая, я решил наломать к обеду созревшие початки кукурузы. Взял столько, сколько поместилось в руках. Дело простое, мне хватило и пары минут. Выходя из высоких зарослей, увидел подъехавшую вплотную к моей машине, черную служебную «Волгу». Из нее вышел сержант, капитан и полковник милиции. Документы, предъявленные по требованию, полковник положил к себе в карман и приказал: «К 14 часам прибыть в райотдел милиции к полковнику Гадяцкому».

      Сорванные початки были пересчитаны и изъяты как вещественные доказательства. Их было 9 штук. Чувства, которые я испытал, вернули меня на грешную землю, от которой я уже начал отрываться, поверив в свои безграничные возможности. Проведя несколько мучительных часов, в ожидании тяжелого разговора и большого штрафа, еще не осознал ситуации, в которой оказался, а так же вытекающих из этого последствий. Дежурный по отделу попросил написать объяснительную записку и подробную автобиографию.Выполнив приказ, через пару часов был вызван на беседу к начальнику райотдела.

       Крупный, седовласый полковник долго и внимательно читал написанные мной листочки. В кабинете стояла гнетущая тишина. Читая, полковник изредка поглядывал на меня пронзительным, изучающим взглядом, как бы сверяя написанное на бумаге с тем, что он видел перед собой – расхитителя социалистической собственности. Прочитав, он тяжело вздохнул и начал задавать соответствующие  вопросы. Делал он это мастерски, и по тому, что спрашивал, я догадался, что дело не в 9 початках, а о том, что пришло время наводить в стране порядок и срочно начинать беспощадную борьбу с расхитителями колхозного богатства. А перед началом уборочных сельхозработ, нужно всему Змиевскому району показать, чем это чревато. Я не находил слов оправдания, сидел молча, превратившись в нервный комок. До меня начала доходить суть происходящего.
   

    Никогда в жизни, ни в школе, ни в училище, ни на флоте я не слышал в свой адрес таких обвинений. Фронтовая жизнь и богатый милицейский опыт начальника райотдела, видимо подсказывал, что перед ним не злостный расхититель, а молодой, еще не разумеющий тонкостей жизни морячок, купивший этот старенький автомобиль на деньги, заработанные рыбацким трудом. На один из вопросов, сколько еще должен за автомобиль, ответил: «2700». «Как собираешься выплачивать?». «За несколько рейсов и пару лет, отдам». В воздухе повисла тяжелая пауза. Настало время объявить решение.

    Неожиданно, Иван Павлович понизил свой прокурорский голос, и совсем другим, обычным человеческим тоном произнес: «Послушай меня, сынок. По решению райкома партии, я должен начинать суровую борьбу с расхитителями социалистической собственности, привлекая их к уголовной ответственности. Но сегодня у меня последний рабочий день, с завтрашнего дня я на пенсии. Вопреки полученному указанию, я не хочу заканчивать свою фронтовую и милицейскую службу показательным судом. Не хочу ломать тебе жизнь. Мой опыт и твоя биография, говорит мне, что ты не вор. Радость от покупки автомобиля вскружила тебе голову, ты начал легко и бесшабашно относиться окружающей действительности». Он говорил, точно гвозди забивал в мою душу. «У меня на фронте был подобный случай, и я чуть не попал в штрафбат. Но ротный командир разобрался в ситуации и спас меня от незаслуженного наказания. Дай мне ЧЕСТНОЕ СЛОВО или даже поклянись, что больше никогда в жизни ты не прикоснешься к чужой вещи, к чужому добру. Крепко запомни. Это убережет тебя от больших проблем в твоей начинающейся жизни».

      От волнения пересохло в горле, я с трудом мог говорить. В наступившей звенящей тишине, произнес: «ДАЮ ЧЕСТНОЕ СЛОВО, ОБЕЩАЮ».
      На моих глазах он уничтожил объяснительную записку и коротенькую автобиографию. Молча вернул водительское удостоверение.
   Я был глубоко потрясен произошедшим инцидентом. Это событие оказало большое влияние на мое мировоззрение и отразилось на поступках во многих сложных жизненных ситуациях, став поучительным примером мудрости и доброты.               

        Полученный урок СУДЬБЫ, я не могу назвать иначе, как Суд Бога, который через опыт ветерана, повидавшего на своем милицейском веку немало трагедий и поломаных судеб, уберег меня от подобной участи.
 
        Свое слово я сдержал. И теперь, через полвека, имея такую же седую голову, могу с чистой совестью сказать: «Благодарю тебя, Господи, за такую встречу на дороге и на моем жизненном пути, за гуманный, спасший меня поступок и мудрый совет полковника - ГАДЯЦКОГО Ивана Павловича.»
        Добрую память он оставил в моем сердце.

________________________________________________________

Настройщик рояля

   Среди множества существующих ныне профессий, есть одна, особенная, которая соединяет в себе музу и гармонию, придаёт божественному языку общения природы с человеком – музыке, правильное звучание через рукотворный инструмент, возвращая ему чистоту звуков и чувств гениальных творений великих музыкантов. Уже название этой профессии звучит, как короткая музыкальная фраза – прислушайтесь к этому звуку – настройка рояля, уже в этом словосочетании чуткое ухо слышит и стихи, и музыку.
   
   Трудно назвать все законы вселенной, которые управляют нашей жизнью и поэтому фразу философа, что «в действительности всё совершенно иначе, чем на самом деле» я долго не мог понять её смысл и глубину проникновения в суть происходящих событий. Общие рассуждения на бытовом уровне не дают ответ, а вот яркий пример из реальной  жизни, показал её значение в происходящих вокруг нас коллизиях.
   
   Короткий эпизод общения с ярким представителем этой редкой профессии, наглядно продемонстрировал мне правоту древнего мудреца.
   
   Мечта приобрести рояль или пианино, долгие годы витала в воздухе нашего строящегося  дома. По вполне понятной причине, это мечта всегда уступала место решению более важных строительных проблем. Реальной была возможность купить инструмент бывший в эксплуатации, по более скромной цене. Просмотр предложений оставлял горькое впечатление, от убитых временем и невежественным обращением некогда блиставших образцов, перед которыми когда-то трепетали и новички, и профессионалы.
 
   Наши друзья, зная музыкальные способности моей жены, предложили нам инструмент неизвестного происхождения, долгие годы игравший роль части интерьера в их захламленной, трёхкомнатной квартире. Когда этот подарок прибыл в наш дом, беглый осмотр и несколько взятых аккордов озвучили неприглядную картину состояния, в котором он находился, давно не знавший ни руки пианиста, ни опытной руки настройщика.
 
   Глядя на жалкий вид этого «подранка», первым и естественным нашим желанием, было вылечить и вернуть к жизни этот, как оказалось редкий экземпляр советского Музпрома, созданный по подобию лучших немецких образцов, к тому же, имеющего возможность перехода в тональный режим клавесина.
   
   На наш призыв о помощи отозвался мастер, который много лет работал в консерватории и других известных музыкальных коллективах. Рекомендации у него были солидные, а краткая беседа двух музыкантов подтвердила, что это специалист высокого класса. Точно в назначенное время, этих пыльных клавиш коснулась рука мастера, и стало понятно – работа предстоит большая, но состояние «подранка» не безнадёжное. В процессе выполнения работ, нашему взору предстала удивительная картина сложного механизма, состоящая из сотен струн, молоточков и пружинок, каждую из которых он ласково потрогал и убедился в их исправности, но полном расстройстве музыкального ряда.

   Он явно наслаждался, глядя на сохранившиеся жизненно важные узлы этого огромного механизма, и оценивающе поглядывал на наши напряженные, ожидающие его вердикта лица. Он многозначительно поднимал вверх свои голубые глаза, то ли думая о чём-то возвышенном, то ли производя в уме какие-то вычисления. Его расчёты явно не совпали с нашими возможностями, которые он, по своему богатому опыту и интуиции определял по интерьеру нашего дома и мягкому тону интеллигентной заказчицы. Обнаружились разногласия в оценке стоимости предстоящей работы. Последовал красивый театральный жест: «Я могу сделать эту работу и бесплатно, только не надо со мной спорить», в чём ему было категорически отказано. Аргументированное, однозначное условие высказанное заказчиком: «Цена ремонта, приближающаяся к стоимости инструмента, нам не подходит. Вот цена, которую мы готовы заплатить. Если она вас устраивает, приступайте к работе. Выбор за вами». Произведя ещё раз в уме свои вычисления и расчеты, мастер принял решение: «Да, сказал он, я приступаю к работе». Стороны пришли к компромиссу.
 
   И начался второй акт этого ремонтно-театрально представления. В начале мастер работал, молча, видимо находясь под впечатлением произошедшего разговора, при этом всё-таки делая попытку вернуться к теме оплаты. Встретив молчаливую реакцию другой стороны, говорящую о бесполезности возобновления дискуссии, эта тема сошла на нет.
   
   Внешне А.А. выглядел безупречно – одет современно, с большим вкусом. Утонченные, правильные черты лица и волны серебра в артистической гриве. Его рабочий инструмент напоминал набор хирургических инструментов, ключи, отвёртки, пинцет были в идеальном состоянии, характеризуя мастерство своего хозяина. Его повествование было изысканно-утонченным, во всём чувствовался не только мастер, но и уверенный, счастливый человек довольный жизнью, семьёй и благополучными, успешными детьми. В его монологе, часто вскользь, упоминалось имя его жены, известной киноактрисы, чувствовалось его безмерное обожание и восхищение.
   
   Он всё время пел, наигрывал мелодии, настраивая ослабленные струны, без остановки рассказывая счастливую историю своей жизни, повествуя о большом количестве работ, выполненных им в театральном обществе для очень высоко поставленных людей.
Его бравада уже начинала меня утомлять, и я под благовидным предлогом удалился, а моя жена почему-то наоборот, продолжала слушать со всё возрастающим интересом, почувствовав несоответствие блестящего повествования и изредка проскальзывающих грустных ноток, как отголосок каких-то иных воспоминаний. Она уловила в этом блестящем повествовании очевидные несоответствия красочного описания его блестящей жизни. Она его не прерывала, давая возможность высказаться, чтобы услышать весь рассказ и рассмотреть всю разукрашенную им картинку в деталях, порой характеризующих больше, чем длинный рассказ.
   
   Поток его красноречия прервал резкий звонок мобильного телефона. В происходившем разговоре он пытался возражать, но на полуслове его обрывали и он замолкал, а в паузах монолога звонившей ему стороны, пытался возразить или вставить хотя бы одно слово. Ему это не удавалось, и произнеся: «Ну ладно, пусть будет так», – закончил беседу, судя по теме разговора, звонившей ему жены. Его прерванное повествование продолжалось в том же ключе, теперь разговор пошел о возвышенном, об искусстве, но вдруг его рассказ вновь прервался телефонным звонком и вновь разительная метаморфоза, вновь попытки что-то возразить и высказать своё мнение и вновь с тем же успехом. Судя по коротким, услышанным нами репликам, это был его сын, студент юридической академии, о чём А. А. сам с удовольствием рассказывал, но как нам уже становилось очевидно, сильно приукрашивая действительность.

   Фейерверк его красноречия мог бы продолжаться ещё долго, но новый телефонный вызов заставил его переключиться на разговор с дочерью, десятиклассницей, с которой он начал говорить уверенно и настойчиво, но потом потихоньку начал терять твердость, а в конце разговора перешел на согласительный тон, и  только изредка поддакивал. Он играл, то роль героя в разговоре с нами, то роль покорного угодника, в разговоре с членами семьи. В глазах моей жены я заметил необычайный профессиональный интерес, который заставил её внимательно наблюдать за этой игрой неумелого актёра.
   
   Когда А.А. заканчивал настройку инструмента, он выглядел уставшим и совсем утратил своё напускное красноречие, теперь он больше помалкивал и тяжело вздыхал каким-то своим, беспокоившим его мыслям. Моя жена, психолог по второму образованию, корректно, но настойчиво начала беспокоить его уточняющими вопросами - ей нужна полная, истинная картина происходившего.

   Благодушное чаепитие, после успешно выполненной работы, сняло возникшее напряжение. В спокойной, доверительной обстановке, мы услышали то, что составляло суть тех отношений, о которых он красочно рассказывал, тщательно скрывая то, что было на самом деле, что происходило в его тонкой музыкальной душе, и составляло его истинную историю жизни.
    
   Теперь он рассказывал искренне, не спеша, без показного пафоса. В грустных тонах он поведал романтическую историю своей первой юношеской любви, счастливом браке и рождении сына. Но огонь пылкой страсти неумолимо угасал от неумения правильно решать проблемы молодой семьи. Это привело к увлечению молодой красавицей-актрисой, перешедший в бурный роман и новый семейный союз, но теперь уже на совсем иной основе, построенной на безоговорочном поклонении и стремлении быть достойным блистающей кинозвезды.

   Стараясь избегать возникающие семейные конфликты и разногласия, с капризной красавицей – достигался обратный результат. Своим постоянным восхищением и поклонением, он терял уважение сначала жены, а потом и подрастающих детей, взрослеющих в этой атмосфере. Став взрослыми они потеряли интерес и уважение к отцу, который занимался их выращиванием, а не воспитанием, считая, что его большая родительская любовь, обеспечит такое же отношением к себе. Но это не происходило. Он не заметил того, что излишняя отцовская опека воспринималась без благодарности, породила иждивенчество и стало воздаянием ему за неумение видеть истинные человеческие качества своих детей.

   Он обеспечивал материальный достаток и благополучие семьи, а ему никто не воздавал по достоинству, превратив его в безропотный, обслуживающий персонал. И вот с таким тяжким «крестом», он жалко плелся по ухабистой дороге жизни. В мыслях он иногда возвращался к своим первым романтическим чувствам, когда была обоюдная любовь равноправных партнеров,  предвещавших счастливый брак. Но его эмоциональная натура, управляемая только своими желаниями, увлеклась красивым, ярким образом, без учета последствий, вытекающих из обладания этой уникальной красавицей, требующей постоянного поклонения, и превратившей его в послушного исполнителя ее капризов и желаний. Он в полной мере испил горькую чашу покорного слуги, утратив  возможность возражать и отстаивать свое достоинство.
   
   Впервые так откровенно озвучив эту трагическую для себя тему, он услышал подробный анализ его жизненной коллизии, содержащий не просто эмоциональную оценку, но и альтернативный вариант решения этой проблемы. Смысл его состоял в том, что необходимо осознание существующей проблемы и обязательный поиск решения, которое должно основываться на законах подобия и равноправия. Без этого нет гармоничного сочетания интересов, без этого не может существовать равноправный союз и счастливый брак. Тогда и  подрастающие дети получат достойный пример нравственных отношений, правильно ориентирующий их в предстоящих жизненных обстоятельствах. Именно это было в первом, романтическом браке и было бесследно утеряно потом. А вот умение делать выводы и принимать правильные решения лежит глубоко в каждом из нас, это сродни умению различать добро и зло. Реализовать добрый замысел, без понимания, что для счастья необходимо быть еще и правильным и честным, ох, как нелегко. Но нет другого пути. К счастью существует один путь, а все остальные дороги приводят к иным результатам.
   
   В открывшемся ему новом видении и понимании своих проблем, он только молча вздыхал, потом начал нервно ходить по комнате и резко прервав поток своих мыслей, быстро подошел к инструменту. Загремел экспрессивный Бетховен. Он играл Патетическую сонату, которая лучше всяких слов выражала его внутреннее состояние. Это был момент откровения и исповедь верному другу, которому он мог доверить самое сокровенное, с ним он разговаривал и ждал совета и помощи. Словно услышав то, что ожидал, он встал и коротко попрощавшись, ушел. Перед ним встала неотвратимая необходимость выбора – то ли горестно вздохнуть и смириться со сложившейся ситуацией, то ли признать, что годы прожитые в состоянии подобострастного поклонения являются ошибкой.
   
   Оставшись наедине с грустными размышлениями, в памяти опять возникли воспоминания о тех, первых трепетных чувствах к однокурснице-пианистке, их первой всепоглощающей любви и клятве верности до последнего вздоха. В тех отношениях звучали тонкие струны души, звенели удивительные мелодии, которых было так много, как окружающего воздуха, ценить который начинаешь только тогда, когда его не хватает.

   Трудно признавать, что совершил предательство и ушел, даже не объяснив причину, но это легче, чем нынешнее существование в униженном положении и ожидание  испытаний неумолимо надвигающейся старости. Зрела мысль о возможности встречи, чтобы признать ошибкой прошлое расставание, раскаяться в поступке, причинившем боль и страдания.

   Результат такого поступка может быть любой – и отказ, и прощение причиненной обиды и, возможность восстановления доброжелательных отношений.  Предстояло самое трудное - принять правильное решение, и собрав все свои духовные силы, пытаться изменить эту ситуацию, любым способом, который будет избран для достижения цели.
   
   Выбор остался за ним!