От кремля до Острова

К тому же расстояние от Кремля до Острова и охотничьих угодий при нем было не столь уж велико – порядка 15 верст. Тогдашняя верста из тысячи казенных саженей составляла – по современным мерам – 2,16 километра; при Петре I ее уменьшили в два раза. Сегодняшнее расстояние от города Дзержинского (бывшей Угреши, что напротив Острова через Москву-реку) до центра Москвы, который с 1996 года определяется практически в нескольких метрах от Кремля – на переходе между Манежной площадью и Красной площадью, составляет 27 километров.

Чем вооружались знатные охотники из XIV-XVII веков? Луками со стрелами, копьями, протазанами (копьями с древком длиной более 2,5 метра, с широким наконечником, ниже которого имелись два отростка в форме полумесяца), вилами и рогатинами, а с появлением огнестрельного оружия – пищалями, карабинами, пистолями.

А на чем они выезжали? Как правило, тогдашние VIP-персоны и уж тем более государи добирались к месту охоты в каретах. Сохранилось описание парадного выезда на охоту царя Алексея Михайловича.

Чтобы не утомлять читателей полным перечнем подразделений того «парада», назовем лишь основные, по порядку их движения. 300 жильцов – проживающих при дворе «молодых» дворян, ехавших по трое в ряд на конях «во всякой ратной сбруе»; 300 конных стрельцов, по пять в ряд, с карабинами; 500 верховых рейтар с палашами и пистолями; позади рейтар вели под уздцы 40 заводных лошадей в сбруе с позолоченными и серебряными цепями, за которыми вели запасных каретных лошадей.

И только потом ехал сам царь – в карете, запряженной шестериком (шесть лошадей цугом, по две в ряд), в сопровождении бояр, окольничих, думских людей, стольников, стряпчих и др. Шествие растягивалось на версту, а то и более.

Охота вообще была в чести при Московском дворе. Причем во всех трех основных на Руси видах ее – соколиной, псовой и медвежьей.

Истово увлеченными охотниками слыли Иван Калита, Симеон Гордый, Дмитрий Донской. Охота была любимейшим досугом Василия III. Еще мальчиком начал охотиться его сын Иоанн, будущий Грозный. Соколиным охотником был Борис Годунов, который поощрял и развитие псовой охоты.

А первые Романовы на троне превзошли по этой позиции и Грозного, и Годунова.

Михаил Фёдорович весьма жаловал звериную охоту. И в 1619 году послал в знакомые ему места под Костромой, где находились вотчинные земли Романовых, охотников и конных псарей с наказом «брать у всяких людей собак борзых, гончих, меделянских и медведей». (Ипатьев монастырь, где Михаил более полугода таился вместе с матерью, а потом и призван на царство, находится именно в Костроме, а в костромском селе Домнино он пребывал, когда чуть не был захвачен поляками, да отвел ту беду, заплатив собственной жизнью, Иван Сусанин).

Уточним, что борзые, гончие и медведи пребывают и ныне, но вот меделян уж нет: легендарная некогда меделянская порода исчезла навсегда. А это были самые крупные на Руси (и одни из самых крупных в мире!), самые смелые собаки, высотой около 90 сантиметров и неимоверной силы: они сбивали с ног быков и ходили в одиночку на медведей. К слову, отменную меделянскую свору держал А.Г. Орлов-Чесменский.

А уж сын Михаила Фёдоровича Алексей Михайлович, который увлекся охотой сызмальства, до того освоил ее, что с полным основанием и не без гордости называл себя «достоверным охотником».

Как и его отец, этот государь всемерно поощрял бои с дикими медведями и их травлю, был сам неплохим всадником и владел любым охотничьим оружием. Поначалу он охотился на лис, лосей, волков. И даже хаживал на медведей, что является очевидным показателем его недюжинной смелости. Ведь медвежья охота считалась тогда знаком особой доблести.

Главным тогдашним оружием на медведя была рогатина. Но охота с ней – забава особого риска, чреватая форс-мажором в любой момент. Ибо пойди что-то не так, не по плану – от косолапого не убежать никому! Это в вольере зоопарка он нетороплив, с ленцой передвигаясь вразвалочку. А на воле может рвануть со скоростью 55-60 километров в час, промчав стометровку за шесть с лишним секунд!

А рогатина – это славянское тяжелое копье. В словаре Даля сообщается: «С рогатиной ходят только на крупного зверя или на рыцарей, приделывая к древку, под копьем, поперечину, за которую медведь сам хватается, когда лезет на рогатину».

Древко рогатины – искепище – было не менее двух метров и делалось толстым и очень прочным, чтобы принять нападающего зверя, уперев конец древка в землю, а острый наконечник – рожон – достигал от 20 до 60 см в длину и до 7 см в ширину; ниже рожна и находилась крестовина, препятствующая слишком глубокому проникновению оружия в рану с целью удерживать охотника на безопасном расстоянии.

Если рогатина, принимая зверя после нацеленного удара в сердце (вариант: в шею), ломалась либо охотник не удерживал на месте медведя или секача, средний вес которых превышает 150 кг, а кидались они на своих потенциальных убийц во всю природную мощь, оставалось надеяться только на чудо…

По преданию, именно оно и спасло в критической ситуации Алексея Михайловича. В подмосковной чаще, когда спутники отстали, встретился он один на один с медведем. И случилось так, что мохнатый зверь одолевал – не удержал рогатину царь-государь. Как вдруг явился, незнамо откуда, неизвестный старец, с легкостью отогнал рычащего зверя, у которого аж слюна капала, а потом исчез, словно растворился в воздухе… Уже потом царь опознал своего спасителя по лику на иконе в Саввино-Сторожевском монастыре, стоявшем в нескольких верстах от места происшествия. Лик отображал святого Савву – основателя той обители…

«...И веселит охотников сия птичья добыча»

Так или иначе, но по вступлении в зрелый возраст Алексей Михайлович охладел к звериной охоте, переключившись во всех своих угодьях, не исключая, понятно, и обширных пространств близ Острова, на соколиную, о которой впоследствии даже написал книгу «Урядник сокольничьего пути».

Очень короткая цитата из вступления к ней: «И зело потеха сия полевая утешает сердца печальныя, и забавляет веселием радостным, и веселит охотников сия птичья добыча».

Руководил царской соколиной охотой сокольничий, бывший доверенным лицом царя; его подчиненные денно и нощно обихаживали любимейших государем кречетов (особенно белых – самых редких и сильных, самых добычливых), которые били всех, кто б ни летал! – гусей, лебедей, уток, тетеревов, коршунов, цапель, журавлей и даже орлов, а когда не высмотрят дельной добычи, то и ворон.

Помимо кречетов на попечении 100 сокольников находились балабаны и сапсаны (они порой и зайцев брали), чеглоки, кобчики и дербники, с которыми охотились на менее габаритную дичь, размерами от скворца до воробья, а также ястребы – тетеревятники и перепелятники.

Где размещались в Острове участники царских охот, счет которых всегда шел на многие сотни? Понятно, не во времянках, построенных на скорую руку. А в расстилаемых просторных шатрах, обтянутых снаружи тонким алым сукном. Ими заведовал при царском дворе особый шатерник.

По завершении охоты царь угощал ее главных участников, но не в дворцовом тереме, а в своем походном шатре. Это был отнюдь не пир, а нечто схожее по ритуалу с нынешним вручением государственных наград, которые завершаются бокалами с шампанским.

Особо отличившимся в глазах Алексея Михайловича подавались водка – в серебряных чарках или мед – этот в ковшах и братинах; угощаемые закусывали пряниками или вишневым вареньем, а по сезону их потчевали и астраханским виноградом.

Монастырь... после охоты

Для своей царской потехи царь Алексей Михайлович повелел устроить неподалеку от Острова, на землях Ермолинских Рощ зверинец, около которого любил часто охотиться. «Закончив поле, – пишет Иван Шевёлкин в своем очерке «Из воспоминаний странника», – царь не возвратился, как предполагалось, в Москву, а остался здесь на ночлег, для чего были раскинуты теплые шатры».

Ночью, когда тихий сон смежил усталые царские очи, ему вдруг показалось, что шатер осветился необыкновенным сиянием, и перед ним предстала дева ангельской красоты, облаченная в белую, как снег, одежду. «Не ужасайся, царь, – сказала она, – но благодари Господа. В эту ночь по Его воле разрешилась от бремени супруга твоя и принесла тебе дщерь на утешение». Царь узнал небесную гостью – это была великомученица Екатерина.

Пробудившись от сна, объятый одновременно ужасом и радостью, государь велел будить всех бояр и холопов и, объявив о чудном видении, приказал тут же сниматься с места. Все было собрано с великой поспешностью, и среди глубокой ночи еще не отдохнувшие кони понесли седоков в Москву. У села Коломенского охотникам встретился гонец, который летел им навстречу, чтобы сообщить государю радостную весть: царица родила дочь, и обе они, и «юная мать, и новорожденная, находятся в вожделенном здравии». Царь, обливаясь слезами умиления, снял шапку и, осенив себя крестным знамением, воскликнул: «Чудны дела Твои, Господи!» И тогда же он положил на месте чудного видения основать монастырь, а свою дочь назвать в честь явившейся ему святой великомученицы Екатерины. Событие это произошло 24 ноября (7 декабря н. ст.) 1658 года.

Первые строения монастыря были сделаны из дерева, однако уже в мае 1664 года царь Алексей Михайлович повелевает деревянные постройки продать или разобрать на иные цели и возвести здесь каменные сооружения: одно – для церковного причта, другое – для содержания престарелых царских слуг. Государь поручил вести строительство приказчику из Москвы А. Мерчукову. Со всех сторон подвозили к пустыни необходимые материалы: из Москвы стрельцы везли кирпич; известь поставляли крестьяне села Колычёва, стоявшего на реке Пахре; камень, бут и сваи тащили из Ермолина, Лопатина и Мячкова. Через овраги и ручьи строили дороги, возводили мосты. Их, а также палаты и кельи, как, впрочем, и «всякое каменное дело», с бригадой каменщиков и плотников строил в 1665-1666 годах Иван Кузьмин Кузнечик, знаменитый «каменных дел подмастерье», стрелец полка Артамона Матвеева.

Государь сам следил за устроением новой обители. К лету 1667 года начались работы по внутреннему благоустройству палат. Деньги на строительство и содержание пустыни, на церковную утварь и облачения священнослужителей жалуются из «комнатных Государевых денег». В дар церкви Алексей Михайлович приносит икону святой великомученицы Екатерины, украшенную драгоценной ризою, прославившуюся как чудотворная.

С 1674 года церковь с небольшим кладбищем, деревянными и двумя каменными строениями именуется уже пустынью «Екатерининския Рощи», а в 1679 году поднимается новая каменная церковь, имеющая два придела: левый – во имя Преподобного Сергия Радонежского и правый, теплый с «пещью изращатою» – в честь Святителя Николая. Церковь была «об одной главе»; храм и приделы покрыты тесом, а глава обита зеленой черепицей и увенчана золоченым прорезным крестом. На северной стороне обители возвышалась над Святыми вратами каменная колокольня также «об одной главе», «крытая тесом на обе стороны». На колокольню приобрели семь колоколов. Звон, по свидетельству современников, был довольно благозвучный и далеко распространялся по окрестностям.

В расходных книгах Оружейной палаты имеются сведения о выдаче денег иконописцам, которые выполнили для Екатерининской пустыни 31 икону. Возможно, тогда же дочь Алексея Михайловича царевна Екатерина, чье рождение было возвещено на этом месте, принесла в дар храму икону старинного письма – чудотворный образ священномученика Антипы, имевший благодатную силу исцелять страждущих от зубной боли.

Новая церковь была освящена 11 октября 1679 года. В этот день государь Феодор Алексеевич «ходил из Москвы в село Коломенское, а из села Коломенского – в Екатерининскую Рощу ко освящению церкви... А за ним, Великим Государем, бояре и князья: Василий Васильев Голицын, Михаил Григорьев Ромадановский... Собакин... Шакловитый» и другие приближенные царские слуги.

...А к вечеру возвращалась в село

После знакомства с традицией царской и великокняжеской охоты на Руси, естественно, встает вопрос: как относился к ней новый владелец Островского имения – граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский?

Источники свидетельствуют: А. Г. О.-Ч. очень любил развлекать своих гостей псовой охотой, но сам страстным охотником не был. А вот содержать охотничьих собак он откровенно любил, питая особую приязнь к густопсовым борзым (то есть обладавшим, сравнительно с псовыми борзыми, более сильной по густоте и длине псовиной шерстью по всей длине собаки, а также огромным, до 85 см в плечах, ростом).

Граф держал в Острове 40 гончих собак, а также 20 свор борзых для малой охоты, управляемой его бессменным ловчим Кузьмой Дементьевым. А также вывел здесь – это малоизвестный факт – новую породу легавых, названную его именем. Сейчас она исчезла, как исчезли и все другие легавые породы чисто русского происхождения (пушкинские, офицерские, дмитровские).

Описание орловских легавых в свое время дал Л.П. Сабанеев, знаменитый русский зоолог, популяризатор и организатор охотничьего и рыболовного дела, автор классического труда «Рыбы России. Жизнь и ловля (уженье) наших пресноводных рыб», почитаемого хрестоматийным у многих маститых и многознающих рыболовов: «Большого роста, длинные, высокопередые, круторебрые, мускулистые и довольно сухие… шерсть короткая, цветом белая с красными отметинами, иногда вся коричневая. Собаки такие назывались орловскими, потому что были отведены графом Орловым от смеси пушкинских с французскими и даже английскими. Искали они рысью на кругах, ходом они были скорым, вывертывали ногами, как орловские рысаки, они как-то приподнимались передом… птицу они чуяли очень далеко, авансировали картинно, стояли крепко, подавали очень хорошо…».

Но многие из именитых дворян XVIII века подлинно обожали эту забаву! Особенно псовую охоту, вошедшую тогда в моду в высшем свете, вместо соколиной. Тем паче, общеизвестным являлось изобилие в окрестностях Острова зверей и дичи.

И радушный хозяин всегда шел им навстречу. Сошлемся здесь на сведения, приведенные Алексеем Николаевичем Залеманом, писавшим под псевдонимом А.Н. Греч и посвятившим себя изучению подмосковных усадеб: «К тому времени соколиные забавы русской знати сменились не менее многолюдными охотами хлебосольного московского вельможи. Отряды псарей в праздничных костюмах, своры собак, блестящие гости и зрители – вся эта толпа разодетых людей, сопровождаемых звуками рогов и лаем собак, возвращалась к вечеру в село Остров».

Алексей Плотников, краевед

Видновские вести. – 2017. – № 77. – 3 нояб. – с. 8-9.