Паучок Паушик

Сказка

         Паучок Паушик смотрел на свою маму и внимательно её слушал. Она обучала сыночка, как нужно вязать крепкую и красивую паутину. Спицы ловко мелькали в её лапках, рисунок был сложный и затейливый, так что паучку казалось, что он никогда так не научится. Серебряная паутинка получилась тоненькой, но прочной, паучок раскачивался на ней, как на качелях, а потом лежал, как в гамаке, любовался солнечными лучами, которые проникали в открытую дверь сарая и переливались разными красками.

        Был тёплый летний день. По зелёной травке гуляла курица с цыплёнком, бегала за ним, а он за ней, мама-квочка показывала, что можно есть, а что – нет, разгребала землю, что-то находила и квохтала около своего единственного вылупившегося пёстрого цыплёночка, боясь потерять среди высоких кустов.

        Паучок Паушик свесился и смотрел на эту парочку с любопытством.

         По двору весело бегали дети, играли в мяч и догонялки. Ребятишкам всё у бабушки в деревне было интересно. Они заглядывали к курочкам, среди которых важно ходил петух. С любопытством, также, как и паучок, наблюдали за цыплёночком, но больше всего им было интересно смотреть на кошку с котятами. Недавно она принесла пятерых котят. Хозяйка устроила семейство в большой коробке. Ей пришлось даже сначала поить их молочком из пипетки. Котята были слабые, разного цвета, два чёрных, два серых и один рыжий.  Кошка облизывала их, мурлыкала, а они старались к ней прижаться и отталкивали друг друга, а дети хотели погладить котят.

        Паучок ещё ниже спустился по длинной ниточке-паутинке, ему тоже стало интересно.

        Но вдруг кто-то из детей увидел паучка.

        – Паук, паук, –  закричали дети и с визгом разбежались в разные стороны.

Паушику стало обидно. Почему детям нравятся другие животные: и щенок, и котята, и цыплёночек, а он такой маленький, но дети его испугались. Почему?

           Пауки издавна живут рядом с человеком, даже в одном доме, и уничтожают мух, разных комаров, в их сети попадает тля, тараканы и зловредная букашка моль, которая поедает одежду! Об этом ему старая бабушка-паучиха рассказывала.

           Паучку Паушику стало грустно, он опять повис на паутинке. Оглянулся.

          В маленьком домике под железной крышей было открыто окно в сад. Паучок подобрался к нему и заглянул. На большой кровати лежал почти неподвижно немолодой уже человек, нет, стареньким Паушик его бы не назвал. Было видно, что он тоже грустит. «Ему, наверное, тоже одиноко», – подумал паучок и стал плести свою паутинку в уголке прямо напротив кровати. К больному заходили, приносили еду, что-то говорили. Он ел и пил, но всё равно был грустный, а радовался только тогда, когда к нему прилетал галчонок, иногда он склёвывал крошки прямо с руки человека. Другие птицы тоже прилетали к его окну, а Поэт, так звали его друзья, смотрел на мир за окном и улыбался. Проходящим облакам, солнечному лучу, любовался ветками сирени, он говорил с ними и что-то записывал в тетрадку. И, самое приятное, он заметил нового соседа – паучка. Радость паучка была огромной, ведь дети не приняли его, а одному так плохо.

        Поэт подружился с пауком, смотрел, как он плетёт паутину, как раскачивается на ней, как спускается к нему на крепкой ниточке, и они вместе смотрели на закат или встречали рассвет.

         Однажды Поэт долго работал, что-то сочинял и заснул уже под утро. Паушик тоже устроился в своём гамаке. Вдруг залетела большая муха, она жужжала и металась беспорядочно по комнате, близко подлетая к спящему человеку.

         – Вот, зловредная! Только уснул человек, а она шумит и шумит.

Паучок раскинул сети и, жалея друга, запутал в ней большую муху. Поэт спал.

       Дружба Поэта и сыночка радовала и одновременно огорчала маму паучка. Она гордилась дружбой с человеком, но ведь Паушик маленький и его легко обидеть.    

       Но как узнать, где проходит граница добра и зла?

Живу пока…

Сентябрь, 2019

         Нежные розовые полоски пробивались сквозь серо-голубой небосвод. Постепенно расширяясь, они возвещали, что наступает день.

         В прямоугольник высоко расположенного окна вижу ветку рябины с алыми гроздьями и серые блестящие ветви с жёлтыми шариками облепихи. Кусты высокие, ягоды не достать, и они будут до холодов оставаться пищей для птиц.

         Голубое стало затягиваться тёмно-серым, одинокий луч солнца блеснул и нырнул в облака.

         И вот уже бегу на работу, текущие дела выстраиваются в цепочку, уже не оставляют времени, чтобы полюбоваться красками осени. Наступивший день ещё тёплый, но солнца нет.  Сентябрь перевалил за половину, крапая изредка дождём, собирает сорванные ветром листья в подворотни или складывает из них осеннюю мозаику на тротуарах. Вот и бабье лето пролетело, время – вперёд!  

Сентябрь, 2020

         По протоптанной тропинке через небольшой лесок быстро иду к остановке автобуса. Под ногами упавшие каштаны. Интересно, именно их поджаривают и продают в бумажных кулёчках? Теперь уже и на московских улицах.  

         Ещё одна осень радует и солнцем, и теплом, обещает прекрасное бабье лето. Не понимала раньше – почему лето именно бабье, а теперь, когда жизнь перевалила за добрую половину, а дальше как бог даст, начинаешь ценить каждый день и каждое утро даже.

        Радуюсь: встала, пошла, встретилась с друзьями, сходили на выставку и посидели, поболтали, выпили по чашечке кофе на улице (столики ещё не убрали). Хорошо, что можем собраться вместе, посмеяться, вспомнить что-то из прошлого.

        Мама моей подруги, всплеснув руками, глядя на нас, нарядных и модно одетых, частенько удивлённо повторяет: «Неужели вы стали пенсионерами?»  

        Как же быстро летит время!

Январь, 2022

        Tombe la neige. Chague jour. Aujourdhui il fait froid. Il fait dix degres. Сугробы такие большие, что невозможно пройти в дальний конец двора – провалишься по пояс. Ветви молодой берёзки склонились до земли. Сказочные высоченные ели раскинули пушистые ветки, но кажется, что и они не выдержат. Под тяжестью полуметрового слоя снега сломалась крыша небольшой теплицы.

         Il neige. Il neige. С Рождества до Святого Крещения сыпет и сыпет снег, как манна с неба. Начала изучать французский язык. Зачем?! Зачем спросите вы, а я и сама не знаю, наверное, нужно. Для чего-то. Может быть, увижу осенний Париж и пригороды, попробую каштаны, которые жарят на улочках прекрасного города.

         Переживём зиму, услышу соловья. Живу пока…

         Время бежит, но мечты должны исполняться. A bientot, Paris!

_______________________________________________________________

Tombe la neige. Chague jour. Aujourdhui il fait froid. Il fait dix degres. (франц.) Падает снег. Каждый день. Сегодня холодно, минус десять градусов. A bientot, Paris!

До встречи, Париж!

Коварная река

        Четверть века я прожила в городе Чарджоу, на самом краю пустыни Кара-Кум, что в переводе означает «чёрные пески». Под действием сильных ветров пески движутся, засыпая и асфальтовые дороги, и железнодорожные пути. Город расположен вдоль реки Амударьи, которая несёт свои воды с ледниковых вершин Памира в Аральское море и пересекает всю территорию Туркменистана с юга на север. Но вода разбирается для полива, отводится в каналы, обеспечивая пресной водой города и посёлки, поэтому и река, и море сильно обмелели.

          В среднем своём течении Амударья ещё полноводная, величественная, но она каждодневно меняет своё русло, где-то обнажаясь, а в другом месте образуя такой бурный водоворот, с которым иногда, попадая в него, не справляются даже опытные пловцы. Не раз показывала река своё коварство и бросала вызов людям, поселившимся на её берегах.

         Мне довелось наблюдать, как целые гектары земель, освоенных с большим трудом под главную культуру – хлопок, были коварно размыты и обрушились в реку. Незаметно подмывала берег, страшно стоять на краю (!), целые массивы вместе с деревьями и кустарниками падали в воду и, закручиваясь, уносились течением. 

         Стихия воды! О, с ней очень трудно бороться.  Громадные камни, заключённые в железные сетки, иногда не выдерживали напора воды. И я с ужасом смотрела на эти работы по укреплению берега реки и не могла поверить, что вот он, хлопчатник, я его видела, а теперь в этом месте бушевала вода, показывая свой нрав.

         Но только вблизи воды в пустынной местности – жизнь. Жаркое лето позволяет выращивать лакрицу, виноградники, бахчевые культуры – всё рядом и поливается из каналов, отведённых от главного русла. Солёные воды с орошаемых полей по дренажным трубам отводятся в каналы, которые построены рукотворно среди высоких барханов и тянутся от одного озера к другому, а сами озёра образовываются в естественных низинах от этих вод. Среди жаркой жёлтой пустыни Кара-Кум они представляют великолепное зрелище: зелёная вода, берега, заросшие камышом, одинокая лодка. С тихим шорохом набегает на берег волна, в лучах заходящего солнца она играет и переливается разными цветами. Фантастический пейзаж.

         И дачные участки горожан тоже располагаются вдоль берега реки.  Территорию дач и нашу в том числе защищала дамба, но всё равно было иногда страшно.

           Желанная прохлада летом наступает в четыре или пять утра. На открытой веранде дачи, на втором этаже, под пологом – он защищает ночью от комаров – так приятно обдувает ветерком от реки! Луч солнца разбудил. Повернулась и… вскочила. Солнце поднималось из-за громадных жёлтых барханов, освещая их вершины. Мутная глинистая Амударья несла вдаль свои густо-коричневые воды. Казалось, что на правом берегу совсем другая планета. Противоположный, где находилась наша дача, – весь в зелени. Воздух чист и замечательно свеж. Откуда этот тонкий запах? Тамариск! Да, именно он, этот невысокий кустарник с розовыми метёлочками на концах веточек. Тамариск иногда называют божьим деревом. Вот и красота этим ранним утром – божественная!

        Сколько времени мне отпущено, чтобы её видеть?

*** 

Четыре стихи:

 Вода, Земля. Огонь. Воздух.

Четыре стихии в обозримом пространстве,

В фантастично-космическом танце.

В воду падает солнце, чтоб чуть-чуть остудиться,

С берегом море не может проститься.

Ветер дует сильнее, слабее,

А вода с каждым днём солонее.

Все четыре, как кони в упряжке,

Кто коренной здесь, а кто в пристяжке?

Четыре стихии, как четыре строфы.

Стихии – вечность, а строфы – увы…

***

Неизбежность, как лавина,

Как цунами, как пожар.

То могильный веет холод,

То сжигает душу жар.

Это миг предвосхищенья,

Иль последний жизни миг?

Это тысяч слов прощенья

И застрявший в горле крик.

Неизбежность как цунами,

Неизбежность как пожар.

Что же происходит с нами,

То любовь, то смерти жар

Поглощают как лавина. 

Только жизнь… и вдруг обвал.

Вздрогнула: пред мной картина

Айвазовского – «Девятый вал».

***

Расплавлены мысли, распластано тело,

А море все бьётся и бьётся о берег.

Оно терпеливо, оно бесконечно

И будет нас помнить сегодня и вечно.

Трудно поверить, что все смертны люди

И нас, непременно, когда-то не будет.

***

Штормит. Семь баллов. Визг и хохот.

Прибрежного прибоя грохот. 

С ног валит, с силой тащит в море,

С такой волной никто не спорит.

Морская пена ближе, ближе,

Вот раскалилась до бела, и лижет

Розовые пятки и распростертые тела

***

Сердито море на людей –

Должны за всё мы быть в ответе,

Мы всех разумней и мудрей

Живых существ на белом свете.

Мы появились из воды,

Она хранить нас будет вечно,

Но мы не чувствуем беды

И непростительно беспечны.

Вот она какая - проза Сергея Есенина!

         В России, уверена, нет человека, кто бы не знал поэта Сергея Есенина. Его стихи живут вместе с нами. Вот у меня свой дом и сад, красивый в любое время года. Когда скашиваю траву и удаляю сорняки, тут же вспоминаю строчки: «Будь же ты вовек благословенно, что пришло процвесть и умереть». И сразу думаю: «Пусть зацветет, а потом вырву». Старая развесистая рябина у ворот, и конечно, строчки: «В саду горит огонь рябины красной, но никого не может он согреть». От этого стихотворения становится грустно. Начинаю бороться с крапивой – вспоминаются слова о ней: «У плетня заросшая крапива обрядилась ярким перламутром и, качаясь, шепчет шаловливо: «С добрым утром!». Ой, как она кусается! Но солнца луч действительно загорелся на её листочке в маленькой капельке росы.

        Осенней порой, особенно когда звонят колокола – рядом находится церковь – напеваю «Не жалею, не зову, не плачу. Всё пройдёт, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, я не буду больше молодым». И берёзовая роща, и клён, и сирень под окном, и синь неба – воспеты Есениным по-своему, по-особому и волнуют по-прежнему …  

        Но вот с прозой Есенина я знакома не была, честно говоря и не знала, что у него есть прозаические произведения. Читала когда-то некоторые письма. И все. Тем интереснее мне было раскрыть томик собрания сочинений поэта. Прозы у Есенина немного: «Бобыль и Дружок», «Железный Миргород», «У белой воды», «Николины притчи», «Яр». Сначала пролистала, посмотрела и дважды перечитала рассказ «У белой воды». Описания природы –  прекрасны, как и в стихах: «одинокая ветла под окошком роняла пух, вода ещё тише обнимала берег», «солнце уже клонилось к закату, тени от кустов были большие, но в воздухе ещё висел зной, пахнущий рожью», «дымился туман, и свежесть его пахла парным молоком», «небо светлело, ветерок, налетевший с восхода, поднялся к облакам и сдул последние огоньки мигающих звёзд, над рожью вспыхнула полоса зари, где-то заскрипели колёса», «река уже не так тихо бежала, как летом, а пенилась и шумела», «когда же река стала опруживать заволокой льда окраины и лодки пришло время вытаскивать на берег…», «по воде, уже обмёрзшей, стелился снег».

       Как интересно и очень чувственно!

       В статье «Автобиография» от 20 июня 1924 года поэт писал: «Детство провёл у деда и бабки по матери. С бабушкой ходил в Радонецкий монастырь. Нянька – старуха-приживальщица, которая ухаживала за мной, рассказывала сказки, которые слушают и знают все крестьянские дети. Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные.  По субботам и воскресеньям рассказывал Библию и священную историю».

         И вот, читая рассказы Есенина, вижу, как православное ощущение мира, внушаемое Есенину с детства, отразилась в них.   Например, сюжет    рассказа «У белой воды» о любви и человеческих страстях напрямую сопряжен с одной из христовых заповедей. Седьмая заповедь «Не прелюбодействуй» запрещает нецеломудрие в мыслях, словах, делах. «Мы грешим сладострастием во всех его видах: принятием нечистых помыслов, беседуя с ними, услаждением ими, соизволением им, медлением в них. Чем вызываем в душе своей произвольное похотливое разжжение. И не совершая ещё на деле страшного греха, прелюбодействуем в сердце своём».

         Главная героиня деревенская женщина хочет избежать греховного соблазна. Она любила своего мужа и страдала от его долгого отсутствия. Часто смотрела в ту сторону куда уплыл с рыбаками её любимый.

         «Палага так сливалась с Корнеем мысленно, что даже чувствовала его горячее дыхание, тёплую влагу губ, и тело её начинало ныть ещё сильнее».

           И вот в канун Ильина дня, Палага сидела на берегу, смотрела на заходящее солнце и заметила, как на островок причалила небольшая лодка. Мужчина вышел из лодки и на островке стал собирать ракушки. Расстояние от берега до островка было небольшое и, повинуясь влечению, Палага отвязала свой чёлн и поехала к островку. Увидев мужчину – затрепетала, а когда он посмотрел на неё, то похолодела. Перекрестилась и повернула лодку обратно и у берега бросилась в воду прямо в сарафане, чтобы остудить себя. Едва ушла от соблазна, молилась истово дома, а потом в церкви у иконы Марии Египетской, просила одолеть свою похоть.

        Наступила осень. Палага ждала мужа и он, наконец, вернулся. Бросилась   к желанному, но когда увидела его, то ужаснулась. Перед ней стоял скелет, муж захворал, еле добрался до постели и больше уже не поднимался. Нет, он уже не мог приголубить жену, переживал, что от этого на глазах изменилось выражение лица жены, она как-то сразу осунулась, будто заболела. В домашних делах требовалась мужская сила, и Палаге пришлось нанять соседского парня, чтобы собрать и починить сети, вытащить на берег лодку, словом, подготовиться к зиме. Делали всё вместе с парнем. Он остался ночевать. И женщина не смогла удержаться от соблазна, видя рядом молодое тело парня и пришла к нему на постель.

        «Палага ничего уже не сознавала, тряслась, как в лихорадке. Когда она лежала снова на лавке, ей казалось, что всё то, что было несколько минут назад, случилось уже давно, что времени этому уже много и её охватила жалость, ей показалось, что она потеряла что-то. Затуманенная память заставила её встать, она зажгла лампу и начала шарить под столом, на печи и под печью, но везде было пусто. «Это в душе у меня пусто», – подумала она. Ей хотелось задушить парня, но она начала понимать, что то, что отталкивало её от него, было не в нём, а внутри неё, что задушить ей хочется не его, а соблазн, который был в её душе». Её хотелось задушить мучившее её сознание        

       Рассказ написан в 1916 году. Распущенность нравов… Про это сегодня надо говорить не из логики заповедей, а логики человеческих отношений – наносимых болей и обид, разрушенных семей, одиночества – внутреннего и жизненного.  

        А вот другой рассказ. «Бобыль и Дружок». Он был написан в 1917 году. Рассказ о дружбе и большой верности, что называется до гроба. Человек и собака. Больной и старый одинокий человек ходит по дворам и просит только еду, но по большей части не для себя, а для собаки. Немощный Бобыль не выходит из дома, и собака неизменно сидит около него. Даже смерть их не разлучила. Верный Дружок умирает на могиле своего хозяина.

           Тема одиночества и верности не может никого оставить равнодушным. В рассказе столько замечательных поэтических строк: «Устала плакать вьюга. Реже стали метели, зазвенела капель с крыши. Тают снега. Убывают.        Заиграло красное солнышко, побежали ручьи-колокольчики. Стаял снег. Обсушилась земля. Под окошком ветла распустилася».

        Повествование неспешное, звучит, мне кажется, как песня, как притча или сказка.

          «Хочет Дружок копать землю, только лапы свои не поднимает. Сердце у Дружка сжалось… дрожь по спине пробежала, опустил Дружок голову, опустил, тихо вздрогнул…и умер Дружок на могиле.

          Зашептались на могиле цветочки, нашептали они чудную сказку о дружбе птичкам. Прилетала к могиле кукушка, садилась она на плакучую берёзу. Сидела кукушка, грустила, жалобно над могилой куковала».

         Главная тема и предмет есенинских раздумий – часто трагических, ранящих сердце – любимая Россия, деревня. Об этом его стихи и поэмы и проза. И здесь понять есенинскую мысль помогает статья об Успенском…

         «… Когда я читаю Успенского, то вижу перед собой всю горькую правду жизни. Мне кажется, что никто ещё так не понял своего народа, как Успенский. Идеализация народничества 60-х и 70-х годов мне представляется жалкой пародией на народ. Прежде всего там смотрят на крестьянина, как на забавную игрушку. Для них крестьянин – это ребёнок, которым они тешатся, потому что к нему не привилось ещё ничего дурного. Успенский показал нам жизнь этого народа без рисовки. Для того, чтобы познать народ, не нужно было ходить в деревню. Успенский видел его и на Растеряевой улице. Он показал его не с одной стороны, а со всех. И смеялся Успенский не так, как фальшивые народники – над внешностью, а душой, горьким словом Гоголя».

        Прочитала я и другие есенинские статьи «О советских писателях», «Ответы на анкету о Пушкине», «В.Я.Брюсов», «Дама с лорнетом». «О пролетарских писателях» (1918-1919), «Быт и искусство» (1923, Берлин) –  отрывок из книги «Словесные орнаменты». В них та же есенинская неповторимая самобытность мысли и чувства!

         Неразрывно с темой деревни связан трактат «Ключи Марии» (1918). Сергей Есенин посвящает его другу и поэту Анатолию Мариенгофу, и начинается оно с предложения «Орнамент – это музыка». Именно в этом произведении Сергей Есенин меня удивил. Философский трактат о русской деревенской душе и ключах её открывающих – это совершенно не тот Есенин, которого показывает в книге «Циники» Мариенгоф. Молодые, весёлые гуляки, порой беспечные, поэты, живущие впроголодь и вдруг Есенин и его рассуждения о путях русской литературы.

          В «Ключах Марии», где говорится о душе – Есенин, размышляющий о судьбе сказанного слова, о нашей русской литературе, о национальной самобытности, заложенной в нас с первородства. Ответственность за исполнение заветов Бога лежит на писателях, несущих в жизнь Слово. Обращаясь к библейским пророкам, он замечает о главном: любовь и добро, хоть малую часть, пусть только в горсти, человек должен вынести из любых катаклизмов и передавать из рук в руки, из века в век, поднимаясь к вершинам мироздания. В тот божественный мир, который ждёт каждого из нас.

           Недавно я побывала на концерте Чайковского, его музыка заставила душу ликовать. Симфонический оркестр под управлением Юрия Башмета и виолончель выводили узоры в тишине зала. Я боялась пошевелиться, чтобы не нарушить очарование знакомых русских мелодий. Музыка парила и заполняла всё пространство зала. Патетическая симфония, знакомая русским слушателям, возносилась прямо к самому потолку, а вверху, где я сидела, она производила ещё большее впечатление. И вот это-то русское, необъяснимое словами, слышалось в каждом звуке, вызвало слёзы и отдавалось в моей душе. Размышления Есенина о судьбе нашей национальной культуры и тут же всплывшие в памяти слова патриарха Кирилла, сказанные им на Международном форуме объединённых культур, о нашем предназначении, вдруг соединились магическим образом и дали ключ к пониманию произведения.

       Сегодня, спустя сто лет, как тогда в 1918 году, мы также находимся на переломном моменте истории. Сошлись Западная культура и наша национальная. Эпоха революционных бурь вызвала когда-то множество творческих работ. В условиях голода и холода, разрухи в течении послереволюционных двух лет, по воспоминаниям Чуковского и Федина, читались публичные лекции Горького, Гумилёва, Блока, Ремизова, Белого, Замятина по ритмике и стихосложению. А это знак того, что писатели несмотря ни на что связаны кровно с Родиной. И я, как они, всем сердцем откликаюсь на 100 назад написанные Есениным слова – так они современны, бьют в сердце.

        «Все наши коньки на крышах, петух на ставнях, голуби на князьке крыльца, цветы на постельном и тельном белье вместе с полотенцами носят не простой характер узорочья, эта великая значная эпопея исходу мира и назначению человека. Конь на крыше – знак устремления, петух – вечный вестник восхода солнца, голубь – знак осенения кротостью».  

         Чувство единения, ощущение собственного предназначения, своей миссии и личного участия в судьбе России – вот, что, мне кажется, главное и в этом произведении Сергея Есенина, и во всём творчестве такого русского, такого родного мне поэта, с которым я из одного корня.